В этой тесной нише должно было обратиться в прах это тело, так жаждавшее роскоши и удовольствий, и этот гордый и жестокий мозг, бывший таким изобретательным в кровавых наслаждениях.

* * *

Вместе с одним своим другом — жрецом Рома вынес Нейту из темницы чародея и отнес ее во дворец. Молодая женщина не приходила в себя. Приказав замолчать кормилице, беспрерывно кричавшей от ужаса и горя, Рома уложил Нейту на кровать и принялся хлопотать около нее.

Он видел шкатулку, пустые флаконы и клочки папируса. Он слышал замечания жрецов относительно незнакомого яда, убившего князя. Этот яд могла принести Хоремсебу только Нейта. Но от кого получила она таинственную шкатулку? Когда она ее взяла?

Терзаемый этой мыслью, Рома увел в соседнюю комнату кормилицу и, схватив ее за руку, сурово спросил:

— Кто сообщил твоей госпоже об осуждении чародея?..

Перепуганная насмерть кормилица ничего вразумительного ответить не смогла.

Нейта продолжала находиться между жизнью и смертью. Ужасные обстоятельства ее пребывания в Мемфисе, яд, который она приняла и вдыхала, испытания ужасами и страстью и так уже сильно пошатнули здоровье женщины. А последнее свидание с Хоремсебом и сильная реакция противоядия, которое тот дал ей, окончательно потрясли ее слабый организм. Пожираемая горячкой, преследуемая в бреду видениями недавнего прошлого, несчастная Нейта раскрывала отвратительные сцены, при которых она присутствовала во дворце в Мемфисе, и имя Хоремсеба не сходило с ее уст.

Все знаменитые врачи Фив были собраны у кровати больной. Роанта и Сатати с необыкновенной самоотверженностью ухаживали за ней с помощью верной кормилицы, не позволявшей ни одной служанке прикоснуться к своей обожаемой госпоже.

Часто у дворца Саргона останавливалась царская лодка или царские носилки. С мрачным взглядом и с озабоченным видом государыня склонялась над своим любимым ребенком, почти безнадежное состояние которого приводило ее в отчаяние. Когда она думала об этом так богато одаренном существе, которое беззаботным и счастливым пробудилось к жизни, как распустившийся цветок, и которое находилось теперь в состоянии худшем, чем смерть, когда она смотрела на Нейту, погубленную преступной игрой человека, которому она ничего не сделала и который, зная, кому он наносит удар своими преступными дерзкими руками, разбил эту невинную жизнь, — страшный гнев наполнял ее душу и ее руки невольно сжимались в кулаки. Ей хотелось бы предать мукам этого презренного и насладиться его страданиями, а он нашел возможность избежать наказания, воспользовавшись своей жертвой, по какой — то горькой иронии судьбы, как орудием для спасения.

Прошло около трех недель после смерти Хоремсеба. Однажды, после обеда старый врач храма Амона — Ра навестил больную. Его сопровождал Рома. Оба жреца боязливо наклонились к Нейте.

Истощенная и исхудавшая молодая женщина отдыхала, закрыв глаза, совершенно безучастная ко всему окружающему.

— Приближается конец. Если не случится какой — нибудь неожиданной реакции, это слабое дыхание прекратится завтра с восходом солнца, — прошептал печально старик.

Страшная бледность залила лицо молодого жреца. Он тоже очень похудел, и в его обыкновенно таких мягких и спокойных глазах светилось теперь горькое отчаяние.

— В таком случае, я останусь здесь до конца и буду ей давать капли, которые ты принес, — ответил он нерешительным голосом.