— Сударыня, я учусь быть таким, каким должен стать когда-нибудь, а именно: способным приказывать другим, поэтому я приказываю самому себе, лучшего способа ведь не придумаешь, не так ли?

— Вы приказываете самому себе?.. Однако в данном случае вы оказываете сопротивление мне, отвергаете корону только потому, что какая-то честолюбивая и легкомысленная особа забавляется, пробуждая в вас желания, свойственные молодости, дабы руководить вами и направлять вас, как ей хочется. Не надейтесь обмануть меня, я ваша мать и повелительница в Турине, я знаю все: от меня ничего не скрыто.

Поняв, что его игру разгадали, принц покраснел, но не смутился.

— Прекрасно, сударыня, так что же вы хотели мне сказать? — спросил он, желая этим подчеркнуть, что она до сих пор еще ничего не сказала или что все ею сказанное — пустые слова. Герцогиня поняла его, однако во время этой встречи один старался перехитрить другого.

— Я действительно хотела поговорить с вами, сударь, о том, что сочла своим долгом удовлетворить ваше желание: поскольку брак с кузиной вам совсем не по душе, он не состоится.

Герцог поклонился:

— Чтобы быть в этом уверенным, мне не требовалось согласия вашего высочества.

Таким образом, герцог опять сумел оттолкнуть свою мать и она вынуждена была проглотить эту обиду, как и все остальное. Он не оставлял ей даже возможности простить его, ибо простил себя сам.

— Не знаю, так ли уж вы были уверены в этом, как вам теперь кажется, сударь; но в любом случае исполнять вашу волю придется вашей матери, и вы окажете мне честь, согласившись с этим.

Принц снова поклонился, но на этот раз молча.

— Угодно ли вам признать это? — добавила герцогиня, видя, что сын не отвечает ей.

— Я готов, сударыня.

— Поскольку мы уже дали слово, надо сделать вид, что нас вынуждают поступить иначе, не так ли?

— Слово дали вы, сударыня.

— Пусть так! Но до сих пор мое слово было одновременно и вашим, словом герцога Савойского, не забывайте этого. Следовательно, надо сделать так, чтобы решение казалось вынужденным и наша честь не была задета; видимо, только наши подданные могут возложить на себя это бремя.

— Я согласен с вами.

— Подчинимся же воле подданных. Иначе король Франции не простил бы нам, а он очень близкий сосед, могущественный и опасный!

— Я не люблю короля Франции, матушка, он слишком много мнит о себе, потому что никому не удается победить его; дайте мне время, и я скоро попытаюсь сделать это.

— О! Будьте осторожны!

— Я пока еще не правил самостоятельно, сударыня, и не пугайтесь, пока не увидите, как я это буду делать.

Получив отпор по всем вопросам, регентша свела разговор к задуманному ею плану: она представила его сыну во всех подробностях, с такой ясностью и четкостью, что он не удержался и похвалил ее. Герцог одобрил план и еще долго обсуждал его с регентшей. Роли были распределены: за исключением матери и сына, все действующие лица были искренними и вели себя по совести, в полном убеждении, что они действуют по собственной воле, подчиняясь внутреннему порыву.

На этом примере герцог Савойский под руководством ловкой любовницы и многоопытной матери учился политическим интригам, что было хорошей школой для него. Упомянутые события происходили примерно за год до моего приезда, и они были изложены мне в мельчайших подробностях как жертвами обмана, так и самими обманщиками.

Вначале регентша осторожно препятствовала распространению этих слухов. Но теперь, напротив, ловкие агенты нашептывали повсюду, что нельзя допустить отъезда принца, нужно изо всех сил протестовать против его удаления и что, в конце концов, Виктор Амедей, сын местных герцогов, принадлежит народу, у которого никто не имеет права отнимать его; что жителям Пьемонта и Савойи лучше всем как один подняться, чем примириться с изгнанием их принца.