— На что вы жалуетесь, мадам? — отвечал он ей. — Большего я не сделал бы и для собственной дочери.

— Конечно нет, государь, но вы могли бы сделать больше для племянницы. Будущая герцогиня Савойская была не меньше, а может быть, и больше,

опечалена предстоящим браком, ибо Савойя — это не Испания. В свое время она признавалась мне в этом, умоляя стать ее придворной дамой. Я отказалась и впоследствии была очень рада этому. То, что произошло, все равно бы случилось, и я считала бы себя виноватой в том, что злоупотребила доверием той, которой должна была служить, а это похоже на домашнюю кражу.

Принцесса была не так красива, как королева Испании. Однако она унаследовала от бедной госпожи Генриетты прелесть и грациозность. Она танцевала лучше всех, пела трогательно и нежно, интонация ее речи, особенно когда она говорила по-итальянски, проникала в самое сердце. Ее августейший супруг был к ней безразличен, для него она оказалась слишком доброй и простодушной. Принцесса воспринимала его слишком прямолинейно. А он, привыкший все усложнять, не верил в искренность окружающих и выискивал скрытый смысл в самых обыкновенных словах; по этой и тысяче других причин их брак не был счастливым.

Тем не менее принцесса родила шестерых детей. Но, за исключением ныне здравствующего короля, все они умерли в юном возрасте.

Как вам уже известно, я была одной из приближенных дам обеих герцогинь, поэтому часто встречалась с герцогом Савойским в их покоях. В то время у него не было любовницы, вследствие чего он много времени проводил в обществе жены и матери. Никому не уделяя особого внимания, он все же стал отдавать предпочтение мне.

Его тяготение к моей персоне пока еще не было заметно, никто ничего не подозревал, я сама не осмеливалась признаться себе в этом, каким-то инстинктом угадывая созревающее в нем чувство.

Мы говорили о венецианских развлечениях, о карнавале, о роскошных нарядах и увеселениях, которые там можно будет увидеть.

— Я тоже собираюсь принять в этом участие, — сказал вдруг герцог Савойский.

— Вы, сын мой? — удивилась герцогиня.

— Да, сударыня, разве мне в моем возрасте не положено немного развлечься?

— Я вовсе не хочу сказать, что вам это запрещено, однако ваше участие будет выглядеть странно, не увидят ли за этим какую-то политическую цель?

— Политическую цель, сударыня, усматривают во всех поступках государей, и было бы глупо обращать внимание на подобные подозрения.

— Но, сын мой, если бы король Франции…

— Сударыня, король Франции не может помешать мне пойти на бал, я же не мешаю ему ходить на исповедь и обольщать госпожу де Ментенон. Вы забываете, что вы уже давно не мадемуазель де Немур, а мать герцога Савойского, который намерен заставить Европу считаться с ним. Итак, милые дамы, кто из вас готов поддаться соблазну, обещанному венецианскими вельможами? Кто поедет со мной?

— Я, если вам будет угодно, — ответила молодая герцогиня.

— Само собой разумеется, сударыня, поскольку я там буду; но кто из ваших дам?

Герцогиня обернулась ко мне:

— Госпожа ди Верруа, готовы ли вы сопровождать меня? В свою очередь я обернулась к свекрови, вызвав смех всех присутствующих, и затем ответила:

— С большим удовольствием, сударыня, но…

— Кто же может помешать вам, если вы так этого хотите? — сухо заметила вдовствующая графиня. — Неужели мой сын и я можем быть настолько неблагодарны, что не оценим чести, оказанной нам его высочеством?

— Так я поеду, сударыня! О, какое счастье! Госпожа ди Верруа чуть не испепелила меня взглядом.

Своим детским восторгом я слишком явно обнаружила рабскую зависимость от свекрови, но не обратила на это особого внимания, и весь этот день был окрашен ожидавшей меня радостью.