После короткого раздумья обладатель обезличенного голоса отпер калитку. Шумилов шагнул под тень небольшого козырька и далее во двор, где увидел совсем рядом бившегося в остервенении на цепи громадного лохматого «кавказца»: глаза овчарки налились кровью, со скалившихся клыков капала слюна. Пёс не лаял, лишь хрипел да рычал.

— Замолчи ты, волчья сыть, — прикрикнула на него женщина.

Алексей только теперь рассмотрел её. Это было существо хотя и женского пола, но неопределенного возраста; ей можно было дать и тридцать пять, и шестьдесят лет, под выгоревшим на солнце дешёвым льняным платьем чувствовалось плотное, крепкое, даже кряжистое тело. Женщина была среднего роста, на голове её был повязан чёрный вдовий платок. Какая — то неуловимая мужиковатость ощущалась в её облике, Шумилов нисколько бы не удивился, если б узнал, что по утрам странная дамочка выщипывает усы. Глаза хозяйки смотрели пронзительно и требовательно.

— Так что тебе от Гунашихи надо, мил человек? — спросила она более дружелюбно, но в дом не пригласила.

«Кавказец» нервно переступал с ноги на ногу, гремя цепью.

— Судьбу свою узнать желаю, матушка.

Шумилов не сомневался, что перед ним стоит сама Гунашиха. Странное прозвище — узнать бы ещё что оно означает? — вполне соответствовало странному облику. Женщина взыскательно осмотрела гостя и, видимо, осталась довольна увиденным. Во всяком случае, платёжеспособность Шумилова сомнений вызвать не могла.

— А порядок мой знаешь? О прошлом — десять рублей, о будущем — двадцать пять, — проговорила хозяйка.

— Я уж заплачу, не сомневайтесь…

— А я не сомневаюсь. Кто меня обманывает — долго не живёт.

— Спасибо, что предупредили, матушка.

— Ну, проходи, что ли.

Они пошли в дом. Собака, капая слюной, потянулась за ними, лишь чуть — чуть не дотягиваясь до Шумилова. Алексей шагнул вслед за Гунашихой в прохладную темень просторных сеней, потом дальше, через такую же тёмную переднюю попал в небольшую сумрачную горницу, освещённую единственной лампадой. По казацкой традиции ставни за окнами были прикрыты, поэтому везде царил полумрак, приятный для глаз после яркого света улицы. Но даже не темнота поразила Алексея в этом мрачном доме, а тишина. «Как в склепе», — подумал он. Единственным звуком, доносившимся до ушей Шумилова, был мерный ход часов; при этом самих часов нигде не было видно.

— Я ваш дом найти не мог. Три раза по улице прошёл, дорогу у всех спрашивал, а дома никак не мог отыскать, — проговорил Алексей, чтобы как — то заполнить давящую тишину. Сказанное несло и определённую смысловую нагрузку: Шумилов хотел произвести впечатление дураковатого, невеликого ума человека. С такого сорта людьми мошенники чувствуют себя гораздо увереннее.

Гунашиха отнеслась к его словам неожиданно серьёзно.

— Примета есть такая: если идёшь к знахарю без приглашения или без провожатого, то трижды мимо пройдёшь, прежде в дом попадешь, — важно провозгласила она.

— Эвона как… кх — м — м… не знал.

Они прошли в самую большую комнату в доме, отличавшуюся от светёлки в обычной крестьянской избе разве что тем, что стол был застелен чёрной скатертью с нарядной красной вышивкой по краю, да рушники вокруг икон в красном углу выглядели слишком свежими. В этой комнате Шумилов увидел источник тиканья: на круглом столе посреди комнаты стояли часы — нарядные, с золочёным циферблатом, с двумя перекрещивающимися пиками сверху. Эта изящная вещица выглядела совсем неуместно в безыскусном интерьере сельского дома.