И тут я стал думать о своих родителях, о сестре. Мама ушла из жизни тогда, когда мне было пять лет. Я почти и не помнил ее. С сестрой мы на эту тему не разговариваем. Женя, по-моему, вычеркнула ее из своей жизни. Она не прощает обид, взять хотя бы Бориса Львовича. Что же между ними произошло, откуда такая ненависть? Я другой. Вот ушел из дома, а уже чувствую, что Жене сейчас очень плохо, что нельзя нам с ней быть врознь. Одни мы остались, она и я, надо держаться вместе. И такая меня вдруг охватила тоска в этой «кошачьей квартире», что я чуть не заплакал. Я вообще очень чувствительная натура, глаза на мокром месте часто бывают, хотя и держусь. Мне всех жалко, особенно то «существо», о котором уже упоминал.

Это девушка, семнадцати лет от роду. Вспомнив о ней, я совсем расстроился. Надо поговорить о ней с Павлом, может быть, что-то присоветует, подскажет, как вырвать ее из того адского круга?

Тут в комнату явился ухмыляющийся Михаил, словно только что проглотил миску сметаны, а я уже принял решение: не буду здесь ночевать, вернусь домой. Трамваи еще ходят.

— Ну, как знаешь, — согласился Заболотный. — Встретимся завтра, на вокзале.

Я спустился вниз, вышел из подъезда. Ночная прохлада как-то взбодрила меня, а тишина в дворике оказалась обманчивой. Где-то неподалеку загорланили песню. Я быстро пошел к трамвайной остановке, подняв воротник куртки. Но двое пьяных оказались и там. Они держались друг за друга, чтобы не упасть. Трамвая все не было, я плюнул и пошел пешком. Здесь не далеко, всего несколько остановок. Что-то тревожно было у меня на сердце, словно впереди, в ближайшее время меня ждали главные события в жизни, а я не хотел их приближения. Может быть, с приездом Павла все-то и разрешится?

Уже подходя к своему дому, я увидел у подъезда, на скамейке, сестру. Наверное, она сидела так долго, потому что как-то вся сжалась, обхватив руками плечи. Заметив меня, Женя встала и пошла навстречу. Наше окно было освещено.

— Дурачок ты мой, — сказала сестра ласково. — Ну и куда же ты убежал? Ты ведь знаешь, что я не со зла, а в горячке. Это все Борис Львович, он меня вывел из равновесия. Ты с ним никогда не связывайся, ладно?

— Хорошо, — кивнул я.

Потом она вдруг обняла меня и заплакала.

— Ты не знаешь… не знаешь… — повторяла Женя.

Я никогда не видел сестру в таком состоянии. Впервые она показала передо мной свою слабость. И эти слезы… Я гладил ее по голове и шептал:

— Ничего, успокойся, все пройдет. Мы ведь с тобой вместе, нам никто не нужен.

— Если бы так! — выдохнула сестра и, отстранившись, быстро пошла к дому.

Глава вторая

Павел и другие

Поезд прибыл по расписанию, на что Миша несказанно удивился, обронив фразу:

— Я-то думал, нам еще ждать полчаса нашего пустынника, а то и вовсе не приедет.

— Почему же? — спросил я, ища в толпе высыпавших на перрон пассажиров Павла.

— Потому что напрасно всё это, — загадочно ответил он.

Мы стояли около светящегося табло, мимо нас плотным потоком шли люди с сумками и чемоданами. За киосками вертелись беспризорники, вырывали что-то друг у друга из рук. Щекастый милиционер не обращал на них никакого внимания.