В Петербурге Жуковский встретился со старыми друзьями-литераторами, вместе с которыми той же осенью 1815 года он создал шуточное, пародийное «Арзамасское ученое общество» или попросту «Арзамас». Ядро общества составили участники товарищеских сборищ у князя Петра Вяземского — К. Н. Батюшков, В. Л. Пушкин (дядя поэта, сам тоже поэт), М. Ю. Виельгорский и другие. Эти «молодые» литераторы, сторонники и защитники Карамзина, противостояли литературным староверам из очень солидной «Беседы любителей русского слога», чьи заседания с присутствием министров, генералов и епископов носили характер весьма официальный и даже бюрократический. Во главе «Беседы» стоял адмирал Шишков, так что приверженцев ее часто и называли «шишковистами». В «Арзамасе», напротив, заседания носили характер шуточный, что особенно привлекало Жуковского, ибо этот «певец печали» больше всего обожал простодушные, дружеские шутки и всяческие дурачества.

Непосредственным поводом к созданию «Арзамаса» послужила комедия князя Шаховского «Урок кокеткам, или Липецкия воды», в которой Жуковский был выведен в образе жалкого сочинителя баллад Фиалкина. Ученое общество «Арзамас» (этот городок Нижегородской губернии считался символом невежества и глухомани, наподобие Пошехонья) решило дать бой и сатирику «князю Шутовскому» (как окрестил Шаховского Вяземский), и «Беседе» Шишкова.

Ученое общество «Арзамас» просуществовало недолго, так ничего и не собравшись издать, однако написано о нем самом много, и вероятно, не зря. Участникам своим общество давало столь необходимое им чувство братской солидарности и единства благородных душевных устремлений. До старости они гордились званием «настоящего арзамасца», человека честного и бескорыстного. Позднее в письме Жуковскому его друг граф Блудов сформулировал это ощущение так:

«Если бы мне иногда не случалось вспоминать, что я друг Карамзина, Жуковского, Тургенева, Батюшкова, одним словом — арзамасец, то, конечно, уже давно бы причислил себя к тем людям, которые хуже глупцов, хотя не так глупы».

Несомненным было также либеральное (в противовес «Беседе») направление идей «Арзамаса». Помянув как-то «либеральные идеи» в одном из своих писем к Тургеневу на Запад, князь Вяземский написал, что идеи эти «у вас переводят законносвободными, а здесь можно покуда назвать арзамасскими».

Что же до неиссякаемого потока шуток и розыгрышей, особенно любезных сердцу арзамасского главного заводилы Жуковского (да и прочих арзамасцев тоже), то они уже полтораста лет приводят в недоумение благожелательных исследователей, настолько они кажутся простодушными, детскими и, увы… не смешными. Юмор, вероятно, особо чувствителен к любым перемещениям в пространстве и во времени, так что шутить лучше дома да еще со своими сверстниками. Странствуя по континентам или в веках, заготовьте впрок неопределенно-вежливую (французскую или, например, американскую — скажи кишмиш!) улыбку. На признание этого печального факта наводят письма всего окружения Жуковского. Вот что пишет ему, например, милая подружка его детства и юности, сама литератор, Аннушка Зонтаг, которую очень испугало известие о том, что Васенька выпал из коляски и повредил руку:

«…Соковнины очень смешно шутят над вашим падением. Напр., Катерина Михайловна (прелестная невеста Андрея Тургенева. — Б. Н.) пишет, говоря об вас:

Так вот, шутки вполне зрелых, солидных арзамасцев были примерно на этом уровне. Но все хохотали до слез…

…Итак, жизнь Жуковского в Петербурге была очень деятельная и суматошная, истинно петербургская жизнь.