|
Ну и еще, конечно, природа: живи на лоне природы — и будешь счастлив, а в городах — только душу будешь уродовать (научно говоря — руссоизм). В народном училище, где преподавал Феофилакт Гаврилович, Васенька по всем предметам, кроме французского языка, успевал так плохо, что теория эта могла служить ему единственным утешением. И хотя из училища тот же Феофилакт горы Алаунской Васеньку отчислил, Жуковский считал его первым своим наставником, ибо проповедь нравственности и весь набор масонских идей, впервые встреченный им у Покровского, лег в более зрелые годы в основу всех его дел и мыслей…
Ну, это все было позднее, а пока что ждали прелестного мальчика и любимца семьи новые приключения и новые впечатления. Как и многие дворянские дети, был Жуковский с самого рождения записан в пехотный полк, где служил некогда его отец, — в Нарвский полк, стоявший в Кексгольме. Не дождавшись школьных успехов Васеньки, бабушка согласилась с мнением майора Посникова, что надо мальчонку свезти к месту службы — а вдруг ему понравится, тоже ведь карьера, не хуже всякой. Майор сам и повез мальчонку. Васенька пробыл в полку несколько недель, и ему там очень понравилось. Из девчачьей компании он попал сразу в общество молодых неженатых офицеров, но и здесь к добродушному и любопытному мальчонке все отнеслись с симпатией. Позволив себе однажды вмешаться в литературную беседу, он поразил всех начитанностью, незаурядной своей памятью и знанием стихотворных текстов. Но по большей части он все же молчал при беседах взрослых. Однако, услышав однажды, как молодые офицеры обменивались впечатлениями о приятном посещении провинциального дома терпимости и о качествах «девочек», Васенька оживился вдруг и сказал ностальгически, что у тетеньки Варвары в доме очень много девочек. Офицеры смолкли пристыженно и снова заговорили об этом лишь тогда, когда Васенька отправился спать. — Как это неосторожно, господа, было затевать подобный разговор при мальчике, — сказал молодой поручик Киселев. — Не тревожьтесь, он ровным счетом ничего не понял… — сказал майор Зайцев. — И не оттого, что мал. Просто обладает нетронутой чистотой души. — Жизнь отучит… — сказал поручик с горечью. — Вовсе не обязательно, — задумчиво проговорил майор. — Иные на всю жизнь сохраняют подобную диспозицию, и даже долгая жизнь не меняет их характера… Тем временем, растревоженный воспоминаньем о доме, Васенька сел за письмо маменьке (на счастие, дошло оно в невредимости до наших дней): «Милостивая государыня матушка Елизавета Дементеевна! Я весьма рад, что узнал, что вы, слава Богу, здоровы: что ж касается до меня, то и я также, по Его милости, здоров и весел. Здесь я со многими офицерами свел знакомство и много обязан их ласкам. Всякую субботу я смотрю развод, за которым следую в крепость. В прошедшую субботу, пошедши таким образом за разводом, на подъемном мосту ветром сорвало с меня шляпу и снесло прямо в воду, потому что крепость окружена водою, однако по дружбе одного из офицеров ее достали. Еще скажу вам, что я перевожу с немецкого и учусь ружьем… Также, милостивая государыня матушка Елизавета Дементеевна, имею честь поздравить с праздником и желаю, чтоб вы в оной провели весело и здорово… Недавно у нас был граф Суворов, которого встречали пушечною пальбою со всех бастионов крепости. Сегодня у нас маскерад, и я также пойду, ежели позволит Дмитрий Гаврилович… У нас здесь, правду сказать, очень весело: в Крещенье была у нас Иордань, куда ходили с образами, и была пушечная пальба, и солдаты палили из ружей. В прочем, желая вам всякого благополучия, остаюсь навсегда ваш послушный сын Васинька». — Вот и славно, что пишет, — сказала Марья Григорьевна, — вот и славно… — Больно что-то ему весело, — сказала Елисавета Дементьевна озабоченно, — одним немецким и был занят. |
