|
Потому что он был не тебе чета. Он был профессионалом. Спецназовцем с Красной ветки. — А чего ему убивать-то вздумалось того типа? — Потому что это был фашист. Такой садюга, что его даже из Рейха выгнали. Форменный зверь. И у разведчика этого было задание — найти его и убрать. Но задание было секретным, и открыться он никому не мог, даже коменданту. Потому и погиб. — Да не задание это было! Этот зверюга-фашист его жену и дочь замучил. А он отомстить хотел. Своими руками приговор в исполнение привести. На власти не надеялся уже. Долго он этого фашиста выслеживал, маскировался. На Улицу девятьсот пятого года пришел с шайкой бродяг или челноков, притворился одним из них, чтоб фашиста не спугнуть раньше времени. — Вот бедняга! И верно, на власть надежда плохая, своими руками — оно надежнее… — Да не было у него ни жены, ни дочери! — Все равно жаль его, хороший, видно, был мужик. Маш, — окликнул говоривший красивую темноглазую женщину с повязкой на руке, — а ты ничего не слыхала про того разведчика красных, которого в туннеле к Беговой убили? Вроде вы с Иваном вскоре после этого к нам пришли? — Слыхала, конечно, — охотно откликнулась женщина. — А только все не так было, люди добрые. Когда уже ни на что тот беглец не надеялся, появились солдаты ему на подмогу и спасли его. — Ну что ты мелешь? Какие солдаты, откуда? Женщина подняла здоровую руку, приложила палец к губам — при этом на запястье звякнул браслет. Цепочка с фиолетовыми переливающимися камушками. Оглянувшись по сторонам, та, которую назвали Машей, загадочно сказала, понизив голос: — Из Изумрудного города солдаты. Только никому не говорите. Они с собой его забрали, теперь он там живет. Там хорошо, чисто, светло, люди ученые да вежливые. Сидевшие у костра дружно расхохотались. — Ну ты даешь, Маш! Прям из самого Изумрудного города? — Не верите — дело ваше, — ничуть не обидевшись, сказала женщина и пошла дальше. Все некоторое время смотрели ей вслед. — А ведь и правда, странное тогда вышло дело, — задумчиво сказал один из говоривших. — Не знаю я, из Изумрудного города там солдаты были или нет, но только в тех, кто за разведчиком гнался, тоже кто-то стрелял. Ранили даже одного. А кто стрелял — так и не дознались. У беглеца-то огнестрела не было. Потом в туннеле к депо нашли только двух бомжей, Васю да Колю, тоже безоружных. Да и что с бомжей взять — они вообще ни во что не врубились. Несли какой-то бред про святую Алику. Кому-то из них, мол, она явилась. Ничего странного, ее тут многие видели. Незачем из-за этого такой шум поднимать. Может, даже она и вмешалась — кто знает? — М-да, Кастанеда об этом ничего не писал, — задумчиво протянул Викинг. — Какой Кастанеда? При чем тут Кастанеда? — удивился пожилой мужик. — Да вот же привязалось, — сплюнул в сердцах Викинг. — Так Машкин Иван говорит про всякие неожиданности. И ко мне прицепилось теперь. А я без понятия, кто такой этот Кастанеда. Да и Иван, думаю, тоже. Не похож он на ученого. Просто присказка у него такая. — А те бомжи, говорят, до сих пор там и живут, в туннеле. Но Машку-то, конечно, без толку спрашивать. Машка правды не скажет, она только небылицы сочинять умеет да сказки рассказывать. — Зато рука у нее легкая. Ни один раненый или больной, за кем она ухаживала, до сих пор не умер! — Да, это верно. Да и Иван ее — мужик дельный. Молчун только. Уж больно тихий. — Тихий-то он тихий, но вовсе не размазня. В тихом омуте черти водятся. |
