Кротов шел и с интересом разглядывал давно не виданный город. Сколько же лет он не был в Первопрестольной? Какая разница! Впечатление было таким, будто прошлый визит произошел в какую-то иную эпоху. Фронт, очередное ранение, отпуск перед направлением на курсы… Действительно, ничего общего с нынешней жизнью. Разве что тогда тоже стояла зима — ее самое начало. Другая ситуация, другая власть, даже другая страна. Только город остался. Но впечатление…

Стало заметно грязнее. Даже дома казались мрачными, словно оставили радость когда-то очень давно, вместе с гибелью стержня огромной страны. Зато в избытке хватало красных флагов и полотен, словно город справлял какой-то революционный праздник. На многих полотнах были написаны лишь названия партий с добавлением — народу. Какую выгоду имел с них простой человек, было непонятно, зато партий хватало. И правые эсеры, и левые, и меньшевики, и большевики-националисты, и большевики-интернационалисты, и анархокоммунисты, раз просто анархисты были с каких-то пор запрещены. Тут и там напоминанием о скорых выборах прилепились плакаты, с которых на прохожих взирали кандидаты на республиканский трон — или просто на место, расположенное ближе к кормушке. Один усатый, двое бородатых и один в пенсне и тоже с бородкой — целых четверо, хотя в конце гонки и борьбы, как явной, так и подковерной, должен остаться только один. Даже вспомнилось: тот, в пенсне, прибыл после революции из Америки. Спешил наверняка жутко, только пароход был задержан по дороге, и в итоге революционер попал на родину лишь поздней осенью. По слухам, данный товарищ был весьма настроен на насильственную смену власти, да только таковая подразумевает некоторую подготовку, сбор единомышленников, консолидацию сил, агитацию… То, чем занимался еще один прибывший, на сей раз — через воюющую Германию. Там даже фамилия врезалась в память: Ленин.

Имел большой успех среди колеблющихся, сбитых с толку масс, однако не то в июне, не то в июле был убит неизвестно кем, и дело его заглохло. В итоге к запоздалому приезду американца грянуло Учредительное собрание, а призывы к еще одной революции, на сей раз — мировой, пропали втуне. Лишенный авторитетных организаторов, переворот слева не состоялся. Как не состоялся чуть позже переворот справа. Но в последнем случае не сумели ничего сделать генералы.

Увы, никакая учредилка справиться с ситуацией не могла. Депутаты старались спасти единое государство своей болтологией, даже успели выбрать президента, только слушать их никто не стал. К новому, восемнадцатому году о независимости объявили Украина, Сибирь, казачьи области, многочисленные народы Кавказа… Страна без единой идеологии, авторитетного правителя и элементарного порядка прекратила существование, распалась на куски, и еще слава богу, что вместо обещанного всеобщего пламени посыпались искры, так и не вызвавшие пожара. Так, по окраинам, но по сравнению со всероссийским это можно было считать уже ерундой. Крови пролилось немало, оружия на руках хватало, да ведь могло быть куда больше, если бы речь шла не об отдельных бандах — об организованной силе.

В моменты крутых переломов чересчур многое зависит от личностей. К счастью, на том конце таковые или погибли, или опоздали. К сожалению, на противоположном личности оказались не на высоте. Да и к власти пришли не государственные деятели, а тряпки. Те, кому пришлось подписывать капитуляцию перед Германией. Раз уж армию сами же развалили. Начавшиеся с момента революции процессы оказались неостановимыми. Вековая мечта российских интеллигентов приказала долго жить. Первый президент всея Руси Чернов оказался последним. Да и правление длилось едва ли месяц.

Как же фамилия американского гостя? Не то Троицкий, не то Троцкий. И национальность у него…

Или то был не он? Да разница-то…

Одиннадцать лет с Февральской революции.