Вторник, 6 марта. Ко мне заглянула Вероника. Пустилась в воспоминания об X. Стала уверять, что любила ее.

— Когда его стараются взбодрить, он плачет, — сказала она, намекая на признания X.

Оказывается, Поль не выносил физической любви.

Он якобы говорил: «Обнаженная кожа притягивает взгляд так же, как жизнь притягивает смерть, как подгнивший фрукт под деревом притягивает крошечных муравьев или жужжащих пчел».

Среда, 7 марта. Когда С. впервые стало дурно (однажды, сидя в тазу с водой, она потеряла сознание на всю ночь), ей почудилось — как она позже утверждала, — будто она умирает. По ее словам, она встретила эту мысль с радостью, и в ней осталось что-то от этого ощущения, когда она пришла в себя.

После «этого», в разговорах с Ульрикой, Карлом и Г., она признавалась — подавляя своих слушателей какой-то истерической убежденностью, что готовность отдаться смерти имеет сладостный  вкус.

(Мне С. говорила, что, очнувшись, вновь ощутила свое тело, все члены своего тела, с ненавистью и что возвращение к реальности внушило ей смятение и ужас: она вдруг осознала цепкость видимых вещей, всесокрушающую, непобедимую банальность формы каждого предмета, каким он предстает перед нами при дневном свете.)

Четверг, 8 марта.

Комната, которую С. за смешные деньги сняла на улице Арбр-Сек, в довольно красивом особнячке XVII века, правда без отопления. Вода и туалеты на этаже, общие.

С. говорила: «Нужно бы купить металлическое эмалированное ведро с крышкой. В детстве я звонко писала в такое ведро. И пусть оно будет ярко-синее».

Пятница, 9 марта. Побывал у Карла.

Поговорил с ним о Поле. Он сказал, что знал их обоих гораздо лучше, чем я. Они часто ходили куда-нибудь вместе. X. была очаровательна.

Я осторожно упомянул об С. Признался, что память о ней вдруг стала преследовать меня. Что я, как ни странно, еще помню ее.

Поль и X. Он упрямо требовал от нее: «Вскармливай меня!» По крайней мере, так утверждал Карл.

Суббота, 10 марта. Звонил Коэн. Не могу ли я поужинать с ним на следующей неделе? Договорились на 12-е.

Сегодня ночью меня опять навестила С.

Воскресенье. Побывал на улице Бериардинцев.

Поль по-прежнему молчал. Марта боялась, что он поддастся безумию. Воспоминаниям. Сказала, что иногда, стоит ему остаться одному, он начинает говорить А она, замерев у двери его комнаты, слушает странные диалоги, которые он ведет с самим собой. Она пересказала отрывки одного такого диалога (по ее словам, он произносил слова очень медленно и старательно, не так, как обычно, — вероятно, тут сказывалось воздействие транквилизаторов):

— Вы слышите шаги на лестнице?

— Она как будто держит в руке гимн.

— Может, это Улялюм?

— Нет, вы с ума сошли! — отвечал он сам себе.

— Она спускается так тихо, почти бесшумно. Ни одна ступенька не скрипнет. Да и спустилась ли она хоть раз?

— Я с вами не согласен.

— О, просто у вас не такой тонкий слух. Или же вы не обратили внимания, которого она требует.

— В самом деле, какой бы легонькой она ни была, я слышу, как она спускается. Для того, кто умеет слушать…

(Тут он смеется.)

— Да и было ли у нее когда-нибудь тело?

— Может быть, весь воздух, раздвинутый этим телом — если предположить существование этого тела, — преобразился и теперь медленно, из пространства в пространство, доходит до нас?

И так далее.