Изменить размер шрифта - +
Катя рассказывала про женский клуб «Эгоистка». Мужской стриптиз.

– Пошли со мной. Тебе понравится! Там такие мальчики! – Она как-то гортанно не то засмеялась, не то захрюкала.

Он ухаживал за мной так, как ухаживают друг за другом дети: дразня и больно дергая за косички.

В 12 ночи я отключила телефон.

В 12.15 включила опять.

Он не позвонил.

Наверное, он звонил в эти пятнадцать минут. Ну зачем я отключила телефон!

Наверное, он решил, что я не поехала в Москву и легла спать.

Я не поехала в «Эгоистку».

Я легла спать.

 

Он позвонил в пол-одиннадцатого утра.

– Привет!

– Как дела?

– Ничего.

Он позвонил слишком рано, так что я еще не начала ждать его звонка. И поэтому голос мой звучал естественно и почти равнодушно.

– Дома?

– Дома.

– Позавтракаем? На «Веранде»?

– Не могу. У меня все расписано. Сегодня четыре интервью и три съемки.

– Через полчаса? Я за тобой заеду. Я улыбаюсь трубке.

– Ну, все. Я еду, да?

– У меня будет максимум тридцать минут.

– Разберемся.

Он приехал. Он радостно возбужден. Я волновался!

– Почему? – Надеюсь, я не краснею.

– Потому что к тебе ехал! А ты?

– Что я?

– Ты волновалась? Я смеюсь.

– Ну, признайся честно, волновалась?

Он ставит диск. Попса. Он щелкает пальцами и подпевает.

И я понимаю, почему он стал, например, политическим обозревателем, а не певцом.

– Нравится? – улыбается он. Я вообще попсу не люблю.

– А кто это поет? – вежливо интересуюсь.

– Да какая разница! – Он снова подхватывает припев и хохочет.

Я улыбаюсь.

 

Позвонил Алик.

Он торчит в Гватемале. Он уже три раза поднимался на борт самолета и три раза кубарем выкатывался из него.

– Алик, – уговариваю я в трубку, – ты же не можешь поселиться в Гватемале.

– Не могу, – соглашается Алик. – Но лететь я тоже не могу. Не могу!

Он бросает трубку. Мы просим принести кальяны. Александр голоден: он заказывает стерлядь НА гриле.

– Как ты относишься к «Chassagne-Montrachet Les Chaumees» 2000 года? От Olivier Leflaive?

Я киваю.

– Так я и думал, – говорит он. – Если у девушки есть вкус, он есть во всем.

В «Причале», кроме нас, почти никого нет. За соседним столом пара блондинок. Они тоже курят кальяны.

Мы говорим о том, что о девушке можно судить по ее сумке.

Моя осталась в машине. Я иногда вообще хожу без сумки. О чем это говорит? Что иногда я унисекс?

Мы начинаем цинично рассуждать о том, что сумка может быть широкой или узкой, она может запросто распахиваться или, наоборот, надо потрудиться, пока один за другим щелкнут все замочки.

– Она может быть потертая и бесформенная, – морщится мой телеведущий, поглядывая на мягкую, с черепами, сумку девушки-соседки в кашемировом спортивном костюме.

– Но это может быть и самый яркий предмет во всем облике девушки! – подхватываю я, разглядывая ее подружку – на ней джинсы, свитер и яркая зеленая сумочка от Jil Sander.

– О, да! – несколько двусмысленно улыбаясь, соглашается мой оппонент. – Очень часто это самая яркая деталь… гардероба.

– Ну, а может быть – это просто аксессуар, неотъемлемая часть любой женщины.

И как она с ней обращается: кокетливо держит в руках, и если отпускает, то недалеко от себя, или бросает с размаху на любое свободное место.

Быстрый переход