Первая в классе, работает на двух работах и при этом смогла получить семьдесят семь баллов на вступительных экзаменах в юридической школе. – Профессор Гибсон поворачивается ко мне: – Сабрина, Амалия Фромм, выдающийся знаток конституции.
– Очень приятно познакомиться! – Я протягиваю руку и молю Бога, чтобы она не оказалась влажной на ощупь. Готовясь к этому, я целый час практиковалась пожимать собственную руку.
Амалия слегка сжимает руку, а затем отступает.
– Мать – итальянка, дед – еврей, отсюда и странное сочетание имен. Джеймс – шотландское имя, ваша семья оттуда? – Она окидывает меня взглядом светлых глаз, и я едва удерживаюсь от того, чтобы не начать теребить свою старую дешевую одежду.
– Не могу сказать, мэм. – Семья моя родом из сточной канавы. Шотландия – слишком приятная и величественная страна, чтобы быть нашей родиной.
Она взмахивает рукой.
– Это неважно. На досуге я балуюсь генеалогией. Итак, ты уже подала документы в Гарвард? Келли сказала, что да.
Келли? Кто такая Келли?
– Она говорит обо мне, дорогая, – говорит профессор Гибсон с мягким смехом.
Мои щеки заливает краска.
– Да, прошу прощения. Я думаю о вас как о профессоре.
– Так официально, Келли! – осуждающе восклицает профессор Фромм. – Сабрина, куда еще ты подала документы?
– Колледж Бостона, Суффолк и Йель, но Гарвард – моя мечта.
Амалия удивленно поднимает бровь в ответ на мой запасной список из трех бостонских школ.
Профессор Гибсон встает на мою защиту.
– Она хочет оставаться ближе к дому. И очевидно, она стоит чего-то большего, чем Йель.
Обе женщины презрительно фыркают. Профессор Гибсон была выпускницей Гарварда, а выпускники Гарварда, безусловно, всегда настроены против Йеля.
– Судя по тому, что рассказала Келли, похоже, что для Гарварда станет честью принять тебя.
– Для меня будет честью стать студенткой Гарварда, мэм.
– Письма о приеме скоро будут отправлены. – Ее глаза сверкают озорным блеском. – Я обязательно замолвлю словечко.
Амалия награждает меня еще одной улыбкой, и я чуть не падаю в обморок от счастливого облегчения. Я не пыталась польстить ей. Гарвард и правда был моей мечтой.
– Спасибо, – наконец хриплю я.
Профессор Гибсон направляет меня к столу.
– Почему бы тебе не поесть чего-нибудь? Амалия, хочу поговорить с тобой о документе Брауна. У тебя была возможность просмотреть его?
Обе отворачиваются, погружаясь в диалог о взаимосвязи между черным феминизмом и расовой теорией – тема, в которой профессор Гибсон является экспертом.
Я бреду к столику с закусками, накрытому белой скатертью и заставленному сыром, крекерами и фруктами. Две мои лучшие подруги: Хоуп Мэтьюс и Карин Томпсон – уже стоят там. Одна темненькая, другая светленькая, они – самые красивые и умные ангелы в мире.
Я подхожу и едва не падаю в их руки.
– Ну? Как все прошло? – нетерпеливо спрашивает Хоуп.
– Думаю, хорошо. Она сказала, что, похоже, для Гарварда будет честью принять меня и что первая часть извещений о приеме скоро начнет приходить.
Я хватаю тарелку и начинаю наполнять ее, желая, чтобы куски сыра были побольше. Я так голодна, что смогла бы съесть целую головку сыра. Весь день нервничала из-за этой встречи и теперь хотела просто упасть лицом в тарелки с едой.
– О, ты создана для Гарварда, – заявляет Карин.
Мы все трое находимся под патронажем профессора Гибсон, которая верит исключительно в поддержку молодых женщин. |