— Судя по всему, вы неплохо его знали, Эзра.

— Ну, — сказал Эзра, — у нас тоже случались разногласия. С ним было нелегко ужиться. Характерец у него был тот еще. Да и заскоки иногда случались. Он прямо помешан был на всем натуральном. Ни фунта химических удобрений в свою землю не клал, пестициды применять отказывался. Твердил, что это яд. Он еще задолго до того, как та дамочка написала свою книжку о «безмолвной весне», говорил, что это яд.

Бентон встрепенулся.

— Вы хотите сказать, что он никогда не пользовался пестицидами? Обходился вообще без ДДТ?

— Об этом я и толкую, — подтвердил Пайк. — Но, что самое странное, урожаи он выращивал не хуже любого из нас. Правда, с возрастом он сажал все меньше и меньше. Большая часть его земли пустовала. Но урожаи у него неизменно были хорошие. Эбнер был первоклассным фермером.

Пайк не торопился уходить, и они заговорили о чем-то другом, но Бентон едва слушал старика. Его мысли вертелись вокруг того, что Эбнер Янг, по словам Пайка, никогда не использовал пестициды.

ДДТ! — подумал Бентон. Боже милостивый, неужто дело в ДДТ?

Итак, вот семья Барров, фермеров из Огайо, где они, скорее всего, применяли ДДТ, а потом перебрались на ферму, где никогда не было ни крупицы химикатов. И из всех фермеров долины только они одни страдают синдромом утомления. Возможно ли, что они привыкли к ДДТ или каким-то другим пестицидам и заболели от их отсутствия?

Другие фермеры не заболели, размышлял он, потому что в их земле до сих пор сохранялись остатки ДДТ, и они, копаясь в земле, получали достаточное его количество, чтобы пока не ощущать никаких пагубных последствий от его недостатка.

А обитатели холмогорья? Тут все достаточно просто, сказал он себе. Они никогда не подвергались воздействию ДДТ, поэтому у них и не развилась потребность в нем. А воздействию химиката они не подвергались потому, что были слишком бедны, чтобы покупать его. Они питались лишь тем, что давала их земля, никогда не ели изготовленные промышленным способом консервы и не покупали продукты, которые могли вырасти на обработанной ДДТ земле.

На следующий день, в субботу, окончив прием, Бентон снова просмотрел свои записи и обнаружил то, что и ожидал: за двумя исключениями, горожане, у которых были свои садики и которые сами занимались ими, никогда не жаловались на симптомы синдрома утомления.

Он позвонил Хелен Андерсон.

— Это ваш добрый семейный доктор с глупым вопросом. Пожалуйста, не смейся надо мной, это может быть очень важно.

— Давай, спрашивай. Ты же знаешь, что я не стану над тобой смеяться.

— Тогда ладно. Когда ДДТ еще можно было купить, до того, как его запретили, ты обрабатывала им свой садик?

— Ну да, — сказала она. — Думаю, почти все садоводы его применяли. Я пользовалась им долгие годы и должна признаться, что мне его очень не хватает. Это новое средство жукам определенно по вкусу. Они его проглотят и сидят ждут добавки. И хоть бы хны. Херб вечно ворчал на меня из-за ДДТ. Говорил, что не желает есть всякую химию.

— А Херб? Херб ведь никогда не работает в саду, да?

— Док, тебе же отлично известно, что нет. Он только смеется над моей тягой к садоводству. Ты ведь сам слышал.

— Но он ест то, что ты выращиваешь? — спросил Бентон.

— Ты шутишь? Разумеется, ест.

— Превосходно! — удовлетворенно воскликнул он. — Спасибо, что не подняла меня на смех.

— Док, что происходит? Это имеет какое-то отношение к Хербу? К его самочувствию?

— Возможно. Я пока не знаю. И, может быть, никогда не узнаю. Я просто пытаюсь хоть что-то нащупать.