Я открыл глаза два часа назад, после того, как где-то в темноте, внутри своей головы, встретился с сырым асфальтом. Наверное, так и произошло мое падение на самом деле, вот только я совершенно не помню, что да как. Все перепуталось в голове. Мне казалось, что я совсем недавно прилетел в северный городок, где встретился с Леной. А потом я вдруг вспоминал Валентину и маленький офис на окраине Москвы, где со мной работали люди, которых я тут же вспоминал из другой (третьей?) жизни. Где здесь правда, а где игры подсознания — пока сложно разобрать. Но что-то по крупицам уже удалось выловить…

— Вы пролежали в коме семь дней, — сказал Игнат, — за это время один раз пришли в себя. Посмотрели на меня и снова пропали. Я уж думал, вашего возвращения придется ждать целую вечность.

Он одарил меня облегченной улыбкой человека, который считает, что здорово справился со своей работой. И я ему верил.

— Три перелома, множественные ожоги и ушибы, — загнул по очереди три пальца на руке Игнат, — но жить будете. И бегать у меня будете, как миленький. Через пару месяцев. Как выздоровеете, станцуете мне что-нибудь веселенькое, договорились? Знаете, как в анекдоте?.. Кстати, ваша жена здесь, просила срочно ей сообщить, когда вы придете в себя. Вы в состоянии сейчас уделить ей пару минут?

Слова застряли в горле. Сознание заволновалось, будто море во время грозы.

Аленка… Аленка!..

— Она жива? — прошептал я.

Сколько лет там, в коме, я упускал ее. Я оставался живой, а она умирала. Сколько лет…

— Конечно, жива, — сказал Игнат, — как только узнала, что произошло, сразу прилетела. Сидела у вашей кровати ночи напролет. Про вас, между прочим, каждый лень по телевизору новости крутят. Мол, целующий солнце обжег крылья, и все в таком же духе…

— Где Аленка?

— Сейчас позову, одну минутку.

Игнат вышел, и в тишине я слышал бешеный ритм своего сердца. Господи, думал я, хоть бы этот мир был настоящим. Не надо больше. Никаких падений. Никаких больниц. Сделай так, господи, чтобы в этом времени, здесь и сейчас я остался с Аленкой. И мы были счастливы. Я уже бегал от проблем. Я уже смотрел в глаза воспоминаниям. Я понял, о, боги, я понял всю ценность и полноту жизни. Не надо больше… ничего не надо, кроме жизни с Аленкой. С любимым человеком тут, в этом мире, какой бы он ни был, но чтобы только я и Аленка, чтобы никаких преград. Мы вместе — и навсегда…

Она зашла, заплаканная, сонная. Волосы собраны в тугой хвостик на затылке. Одетая в белую футболку и джинсы. Остановилась в дверях, прижав ладони к губам. Такая совершенная… любимая… идеальная… Как я скучал по ней, по ее взгляду, по ее волосам… в тех временах, растянувшихся на целую вечность, в иных мирах подсознания, которые выросли и рухнули коротким мигом бесконечности падения…

А Аленка… разглядывала меня, будто не верила, что это я, что живой, что здесь, рядом. А я смотрел на нее и тоже не мог поверить. И глубокое чувство любви задрожало где-то в груди, поднялось выше и покатилось обжигающей слезой из уголка глаза.

Порой люди бывают так глупы… так глупы. Они не видят своего счастья, что прижалось к ним и обнимает нежно. Он смотрят куда-то вверх, ищут что-то светлое, что-то высокое. Смотрят на горизонт. Хотят большего. Но ведь, это же так просто — быть счастливым рядом с любимым человеком. Испытывать счастье просто от того, что любовь — она рядом. И это счастье — каждую секунду, каждое мгновение реальной, человеческой жизни.

— Ты, что, плачешь? — шепотом спросил я, хотя плакал сам, — не надо, солнце.