Сейчас он отчетливо ощущал рваный, тревожный, лихорадочный бег времени. Словно табун несся сквозь ночь. Или волчья стая летела через пустошь, втягивая в хищно подвернутые ноздри будоражащий запах жертвы.

На последней ступеньке Максимов остановился. Картинка, увиденная на экране телевизора, отчетливо всплыла перед глазами.

«Они его убивали. Не жрать они пришли, а убить. Налетели, перегрызли горло, вспороли живот — и исчезли. Вот и все кино, Василий Васильевич. Сколько ни смотри, другого не увидишь».

Максимов поднял голову.

В низком небе прямо над крышей распластался черный паук. Мелкие звезды тускло поблескивали сквозь прорехи в тучах, широкими дугами уходящих к горизонту. Гигантская свастика грозно застыла, готовая в любую секунду рухнуть, расплющив под своей неземной тяжестью все, что Матоянц оставил после себя на земле: дом, церковь, семью, дело.

Глава пятая. Барышня эпохи миллениума

Странник

На площадке перед усадьбой десятка два автомобилей поджидали своих седоков. Возницы в скромных костюмах маялись от безделья, кому разрешалось, курил в салоне, кому нет — сбились в кучку, большинство по шоферской привычке дремали за рулем, как извозчики, покорно и чутко.

Не успел Максимов сделать двух шагов по дорожке, дугой ведущей к воротам, как вспыхнули узкие фары и раздался низкий рев мощного мотора. Из шеренги выкатилась плоскодонная гоночная машинка и, грациозно вильнув, пристроилась рядом с Максимовым.

Черное стекло, жужжа электроприводом, поползло вниз, и в окошко высунулась женская головка.

— Вас подбросить? — улыбаясь, спросила Лиза.

Максимов остановился.

Из салона пахло уютным девичьим гнездышком: тонкими духами, дорогой кожей, шоколадными конфетами, фруктовой жвачкой и маленькими секретиками. Только гнездышко это могло нестись сквозь ночь, как торпеда. Хищно и неукротимо.

«Странный выбор для юной дамы. Обычно они предпочитают что-нибудь игрушечное. Типа „равы“ или „шкоды фелиция“, — подумал Максимов. — „Телячьи тачки“, как называет эти авто знакомый, потому что в них телки ездят. Впрочем, дареному коню в зубы не смотрят. Если удалось заглянуть в кошелек дарителя».

— Ну что вы так напряглись? Все равно машину бы ловили. Считайте, что тормознули меня.

— А куда делся сопровождающий?

Оказалось, Лиза, даже сидя, умудрялась смотреть сверху вниз. Выдала такой взгляд, что у Максимова сложилось впечатление, будто он стал меньше ростом и резко помолодел, до сопливого детсадовского возраста.

— Глупый вопрос. Если дама одна, значит, на то есть причины. Так вы едите или нет?

Несмотря на тон, дверцу она со стопора сняла.

Максимов остро почувствовал, что водоворот ситуации медленно и неотвратимо затягивает в себя. Сначала Василий Васильевич подкатывал, потом вдова потребовала встречи, теперь — милая барышня.

«Или выгребай в сторону, или ныряй в жерло водоворота. Делай что хочешь. Но только — делай!»

Максимов распахнул дверцу, перебросил на заднее сиденье сумку. Сел в кресло.

Сидеть оказалось чрезвычайно неудобно. Слишком низко, да еще ноги вытянулись во всю длину. Сразу же представил, что зад находится в каких-то десяти сантиметрах от асфальта, отделенный лишь тонким слоем металла, и по спине прополз холодок.

— Как называется машина? — поинтересовался он.

— «Эклипс». Японский вариант «порша», — с достоинством ответила Лиза. — Нравится?

— Слишком низкий клиренс.

— Это еще что?

— Расстояние от дороги до пола.