И следовательно, над ними не размышляют». Но эти сухие рассуждения оставались не более чем занимательными логическими упражнениями. А понимания все не было.
Я так и не смог прийти к каким-то определенным выводам до тех пор, пока не родилась Люси. Впрочем, нет, это произошло не тогда, когда она родилась, а значительно позже, когда она стала узнавать меня. Глядя на то, как этот еще недавно не существовавший человечек расплывается в улыбке при виде меня и радостно трясет погремушкой, я ощутил новое, еще неясное для себя чувство. А несколько дней спустя это чувство расставило все на свои места и помогло понять, каков же ответ на расплывчатый вопрос. Правда, когда я попытался изложить свои новые взгляды деду Мари, этот образованнейший и интереснейший старик, с которым я часто вступал в споры, усмехнулся и выразил надежду на то, что я сохраню приверженность подобным взглядам в его возрасте. Но его скептицизм ничего не изменил.
Я захлопнул путеводитель и, надеясь остаться незамеченным, двинулся к проходу. К сожалению, попытка не удалась. Услышав мои шаги, Катру поднял голову, кинул на меня беглый взгляд и тут же просиял.
— Здравствуйте, — радостно сказал он, когда я подошел поближе.
— Добрый день, — отозвался я, чувствуя, что мой тон на порядок холоднее его.
— Вы… — он был в явном замешательстве.
Было видно, что он не знает, с кем из Пятых имеет дело.
— Андре Рокруа, — все так же холодно сказал я, желая поскорее закончить беседу. — А вы — Луи Катру.
— Да-да, конечно, — обрадовался он. — Теперь я вас узнал.
Он приветливо смотрел на меня, видимо, не придавая значения моему тону. Я отвечал ему равнодушным взглядом. Он немного постарел за эти три с лишним года. Венчик седых волос обрамлял расползшуюся лысину. Две глубокие складки между бровями стали больше. Но, кроме этих естественных изменений, он был все тот же — еще крепкий, уверенный в себе мужчина.
— Ну, как вы? — спросил Катру наконец.
Я пожал плечами.
— Спасибо, ничего.
— Как Мари? — поинтересовался он, обнаруживая завидную память.
— Тоже неплохо.
— Кто у вас родился?
— Девочка.
Сейчас он спросит: «Как назвали?», я отвечу: «Люси», он скажет: «Хорошее имя», я кивну, а затем распрощаюсь и пойду дальше… Но он вдруг замолчал. Может быть, мое нежелание говорить стало слишком заметно. «Вот и хорошо, — подумал я, — ничего не надо объяснять». Но тут он неожиданно посерьезнел, глянул по сторонам и, понизив голос, задал совсем другой вопрос:
— А вы часто вспоминаете наш разговор? Он… не мешает вам?
— Ничуть не мешает, — ответил я, поражаясь этой наглости. — Я вообще о нем не вспоминаю.
Его лицо просветлело.
— Вообще не вспоминаете? Вот это личность!
Этот дешевый спектакль начинал меня раздражать.
— А вы думали, он будет мне мешать? — спросил я.
Катру сделал неопределенный жест.
— Не знаю. У меня были некоторые сомнения… Но я считал, что вы должны знать правду. И я рад тому, что не ошибся.
Я промолчал. Сомнения у него, видите ли, были… Конечно, сомнения.
— Разумеется, это было нелегко, — сказал он, неверно истолковывая мое молчание. — Кстати, я забыл тогда сказать вам, но вы, наверное, и сами так решили… Вы ведь не рассказывали об этом Мари? Мне кажется, что…
Это была ошибка. Не стоило ему упоминать ее имя в этом контексте. Ох, не стоило…
— Не волнуйтесь, — сказал я, бесцеремонно прерывая его речь, — Мари, конечно, знает об этом разговоре. |