— Он насмехался надо мной и презирал меня, — сказал Рикэр. — Кто ему дал право меня презирать? Пред очами Господа мы все равны. Все — и скромный управляющий плантацией и знаменитый Куэрри. Посягнуть на христианский брак! — От него сильно пахло виски. Он сказал: — Года через два я подам в отставку. Уж не думает ли он, что я буду растить его ублюдка на свою пенсию?
— Вы провели три дня в пути, Рикэр. Вам надо выспаться. Потом мы…
— Она не хотела со мной спать. Никогда не хотела. Вечно какие-нибудь отговорки. И в первый же его приход, только потому, что он знаменитость…
Отец Тома сказал:
— Нам крайне нежелательно доводить дело до скандала.
— Где доктор? — вдруг крикнул Рикэр. — Они дружки, их водой не разольешь.
— Доктор у себя дома. Он тут совершенно ни при чем.
Рикэр шагнул к двери. Он застыл у порога, точно актер, забывший свою реплику.
— Ни один суд меня не осудит, — сказал он наконец и вышел в темноту, под дождь.
Первую минуту они молчали, а потом отец Жозеф спросил, обращаясь ко всем сразу:
— Это как же понимать?
— Утром мы над всем этим посмеемся, — сказал отец Жан.
— Не вижу тут ничего смешного, — отрезал отец Тома.
— Я хочу сказать, что вся эта история смахивает на какой-нибудь фарс в Пале-Рояле. Мне приходилось их читать. Оскорбленный муж то в дверь, то из двери.
— Я не читаю фарсов, которые ставят в Пале-Рояле, отец.
— Иной раз кажется, что Господь Бог был настроен не очень серьезно, когда награждал человека половым инстинктом.
— Если такие доктрины вы преподаете на занятиях по богословской этике…
— И когда изобрел богословскую этику. Если уж на то пошло, так у святого Фомы Аквината написано, что Господь сотворил мир играючи.
Брат Филипп сказал:
— Вы меня извините…
— Вам сильно повезло, отец Жан, что вся ответственность за миссию возложена на меня, а не на вас. Я не могу относиться ко всему этому как к фарсу, что бы там ни писал святой Фома. Куда вы, брат Филипп?
— Он что-то говорил про суд, отец, и я подумал: а вдруг у него оружие? Может, надо пойти, предупредить…
— Ну, это уж слишком! — сказал отец Тома. Он повернулся к Паркинсону и спросил по-английски: — Есть у него револьвер?
— Понятия не имею. По теперешним временам многие ходят с револьверами в кармане. Но пустить его в ход он не посмеет. Я же говорю, что ему только одного хочется — придать себе весу.
— Если вы мне разрешите, отец, я все-таки схожу к доктору Колэну, — сказал брат Филипп.
— Смотрите, брат, будьте осторожнее, — сказал отец Поль.
— Ничего! Для меня огнестрельное оружие вещь знакомая, — ответил ему брат Филипп.
5
— Там кто-то кричит? — спросил доктор Колэн.
— Я не слышал.
Куэрри встал и вгляделся в темноту за окном. Он сказал:
— Скорее бы брат Филипп починил электричество. Пора домой, а фонарика у меня нет.
— Теперь тока уже не дадут. Одиннадцатый час.
— Они, вероятно, потребуют, чтобы я уехал как можно скорее? Но пароход вряд ли придет раньше, чем через неделю. Может, кто-нибудь отвезет меня на грузовике?
— Сомневаюсь. Дорогу, наверно, развезло после такого ливня, и эта гроза не последняя.
— Тогда у нас впереди несколько дней, и мы сможем заняться передвижными амбулаториями, о которых вы так мечтаете. |