Изменить размер шрифта - +
Не позволив себе почувствовать ее по-настоящему… ее или его? Благодаря пузырькам в голове все настолько перемешалось, что я с трудом могла усидеть на месте. Желание поддаться этой провокационной, бесстыдной ласке и продлить ее (пусть даже на глазах у всех, пусть даже на нас никто не смотрит!), боролось с осознанием того, что я не должна допускать таких вольностей. Что бы ни случилось — не должна!

Но Камилла наверняка допускает.

Ох… почему мужчин всегда так тянет к испорченным женщинам? Или это я испорченная излишней моралью?

От таких мыслей щеки алели еще сильнее, я едва успевала следить за тем, что происходит на сцене. А на сцене действительно разыгрались самые настоящие страсти.

Любовник Виттории решил сделать ей предложение, потому что осознал, что не готов терпеть других мужчин рядом ней (поскольку он был достаточно известен, приемы в его доме были частыми, а она своей красотой и образованностью притягивала все больше мужского внимания). В тот день, когда он собирался подарить ей кольцо, Виттория первая пришла к нему. Она призналась, что полюбила Джанкарло и сообщила, что уходит.

Разозленный, он вышвырнул ее из дома и распустил слух, что их разрыв произошел по причине ее распутства. Он подкупил нескольких именитых вельмож, зависящих от него, чтобы те подтвердили свою связь с ней. Когда эти слухи дошли до Джанкарло, он отказался даже говорить с Витторией.

В момент, когда она одна возвращалась домой вдоль каналов, я почувствовала, что мне что-то капнуло на руку. Потом еще. И еще. Мне всегда говорили, что женские слезы — это недостойная благопристойной мисс слабость, и что плакать, особенно при мужчине, ужасно. Но я почему-то не могла остановиться, хотя и не полезла в ридикюль за платком, чтобы не привлекать внимания Ормана.

— Шарлотта, ты плачешь?

Как? Вот как, скажите, он это делает? Насквозь меня видит, что ли?

— Нет, — хлюпнула я. — Соринка в глаз попала.

— Шарлотт-а-а-а. — Низкий голос, словно… зовущий меня сквозь сон?

Вздрогнула от странного чувства: настолько этот голос был похож на тот, что я слышала в мансарде. Но ведь тогда Ормана в моей мансарде не было, и быть не могло, он даже не знал, где я живу. Не говоря уже о чем-то большем.

Медленно обернулась: Эрик внимательно смотрел на меня.

— Что тебя так расстроило?

— Мужская жестокость.

— Женщины тоже умеют быть жестокими.

— Почему вы все время нападаете?! Я ведь говорила именно о нем. О том, что он мог бы поверить ей, а не сплетням.

— Ты не поверишь, Шарлотта, но сплетни убивают не реже ножа и пистолета. — Он достал платок и, прежде чем я успела отодвинуться, подался ко мне. — А я просто не привык к тому, что ты другая.

Короткое прикосновение пальцами под шелком платка.

Сначала к одной щеке, потом к другой.

— Смотри дальше, — произнес он.

И я смотрела. Смотрела, как ослепленный ревностью и злобой бывший любовник Виттории приказал ее похитить и вывез из города. Как Джанкарло, который все же не смог забыть Витторию, выяснил, почему погиб ее отец. Опомнившись, поехал за ней, чтобы ее спасти. Как бросил вызов похитителю и убийце, как просил прощения и предлагал Виттории стать его женой.

В момент, когда они целовались на мосту, я снова вцепилась в подлокотники, а когда спектакль был завершен, в зале повисла тишина. Такая тишина, от которой даже мне стало не по себе: не хлопал никто. Актеры замерли на сцене, явно не понимая, что происходит.

Но я понимала. Пожалуй, сейчас особенно остро.

Как никогда раньше, как никто другой, ведь не далее как неделю назад я пережила это с «Девушкой». Я смотрела, как гаснут улыбки на лицах тех, кто стоит на сцене.

Быстрый переход