— Да я… — Витёк растерянно поводил в воздухе заскорузлыми конечностями.

— Шу-у-чу, — протянул Чума, расплывшись в улыбке. — Не стану тебя в расход вводить…

— Это… как?

— А-а!.. — Уяснив двусмысленность своего обещания, Чума загоготал. — Не боись! И жив будешь, и бабок отсыпем!

— Может, я того… домой?.. — почувствовав себя в высшей степени неуютно, молвил Витёк осипшим голосом. — Адресок дам, буду ждать… А то — дела, да и вообще… Собака некормлена…

Вместо ответа Чума взглянул на него столь грозно и пронзительно своими гадючьими зенками, что бывшая лагерная шестерка тут же жалобно поправилась:

— Хотя — раз надо, так надо… Вашей головой — думать, моей — кланяться…

— Вот так-то лучше, — буркнул бандит.

ИЗ ЖИЗНИ ИРИНЫ ГАНИЧЕВОЙ

Жизнь в столице, поначалу представлявшаяся Ирине нескончаемой цепью новых знакомств и, соответственно, предложений разного рода работы и бизнеса, на поверку оказалась пространством с разреженной атмосферой какого-либо человеческого участия и заинтересованности к ближнему. Отчужденность друг от друга населяющих огромный город людей, была едва ли не основой их бытия, а борьба за кусок хлеба насущного велась здесь с особым остервенением и безжалостностью.

Наверное, только сейчас, растворившись в безликости многомиллионных толп, Ирина поняла, что жила ранее в глубинке географической, но отнюдь не духовной. В каких-нибудь Сокольниках или в Беляево, да и около Кремля, провинциалов было не меньше, чем в Сибири. Москвичей зачастую водили в столичные музеи их гости из захолустья.

В суете этой жизни для многих оставалась лишь иллюзия, что все высшее доступно, и всегда успеется. А в реальности? Работа, семья, текучка, машина, конструктивные знакомства, трепотня за бутылкой. Почти некогда остановиться и оглянуться. Вечное подождет. Вот он, парадокс столичной жизни: все рядом, спешить нет смысла, и в итоге все течет мимо.

Однако, сетуя на бездуховность и ослепляющий меркантильный материализм основной массы москвичей, походами по музеям и театрам деловая женщина Ирина Ганичева также себя не утруждала, всерьез тяготясь лишь одним обстоятельством: своей вынужденной бездеятельностью и тратой накопленных денег, не способной компенсироваться сколько-нибудь регулярным заработком.

С другой стороны, каким образом данный заработок обрести? Идти ишачить за грошовую зарплату в государственную организацию? Глупо, этих зарплат она себе уже заработала на век вперед. Устроиться на основательную должность в какой-либо коммерческий нефтяной концерн? Не хватает связей, да и едва ли ей выдержать кадровую конкуренцию.

Попытаться наладить собственный бизнес? Но какой? Что у нее есть, кроме полузабытого околонаучного прошлого и сегодняшних навыков посредника, управляемого поступающими извне распоряжениями?

Однако, очутившись в вакууме собственной невостребованности, она не отчаивалась, методично завершая связанные с переездом дела: удачно продала прежнюю квартиру, перевезла на новое место жительства дорогую ее сердцу утварь, устроила детей в школу и постепенно стала налаживать и укреплять прежние шапочные знакомства с людьми из министерства, которых знала благодаря прежним командировкам.

За должниками еще оставалась сумма в двести тысяч долларов, однако дошедшая до них новость об отстранении Ирины от дел, существенным и естественным образом повлияла на прежнюю готовность платить по счетам, и вероломные обещания Ганичевой относительно будущих поставок нефти, обернулись, как и следовало ожидать, подобного же рода заверениями в погашении оставшейся задолженности.