Изменить размер шрифта - +
Если известно, что таких обязанностей нельзя выполнить не имея достатка, то как мог бы Господь заповедовать одно и воспрещать другое? Богатство не больше как орудие, и зло или добро не в нем, а в том, кто как будет употреблять его. Притом, для чего и земля производит и открывает человеку столько богатств, если эти богатства могут причинять только смерть?" Смысл этих суждений Климента тот, что всякий должен оставаться, и по принятии христианства, тем, кем он был и прежде, богатый - оставайся богатым, бедный - не стремись к богатству. Он защищает в вопросе об отношении христианской жизни к земным благам неизменность общественных отношений. И значит, монашество, как нарушение этого правила, не входило, по Клименту, в число вещей, требуемых христианской жизнью.

Наконец, мы должны указать на еще одну причину, которая задерживала развитие монашества в первые века - это аскетизм еретический. Аскетизм еретический развился в первенствующей Церкви очень широко; и христианство, противопоставляя себя, с одной стороны, язычеству - в воздержании, в то же время должно было отличать себя и от еретического аскетизма с его крайностями. Слишком строгий аскетизм сближал бы христианство с еретическими направлениями, а потому христианское сознание, противодействуя этим последним направлениям, противодействовало аскетизму. - Еретический аскетизм нашел себе широкое применение в гностических и ма-нихейских ересях. Он был обязан своим происхождением дуалистическому воззрению, по которому материя считалась источником греха; вследствие чего, эти еретики смотрели на человеческое материальное тело как на нечто само по себе злое, как на произведение сатаны, и нравственное значение человека у них состояло в том, чтобы отрешиться от тела или мало-помалу уничижать и сокрушать его, будь то через крайнее воздержание, будь то через необузданный разврат. При виде таких явлений в еретичестве, христиане, естественно, не простирали свою борьбу с греховной плотью слишком далеко - и это служило препятствием к возникновению монашества.

Итак, вот те причины, которые задерживали в первенствующей Церкви появление монашества. Но эти причины с течением времени значительно потеряли свою силу и ничто более уже не препятствовало зачаткам христианского аскетизма перейти в монашество с его характеристическими чертами.

И вот с IV в. христианский аскетизм делает большие успехи: он все более и более отчуждается от мира, ищет убежища в пустыне, предается всевозможным родам самоумерщвления плоти - словом, прежний аскетизм переходит в монашество. Ближайшим поводом к этой перемене послужило превращение Церкви из гонимой в торжествующую над язычеством, со времен императора Константина Великого. До этого времени аскеты жили среди общества, не бежали в пустыни, не разрывали с миром всех связей, потому что они видели себя в среде языческого мира как бы в пустыне; их жизнь среди этого мира своей противоположностью к нему отвечала их порывам к высшим подвигам; а неустанная борьба с языческим миром удовлетворяла их стремлениям служить Христу. Но вот христианство делается господствующей религией, многие тысячи язычников, привыкших внимать не советам своей совести, но слепо следовать предписаниям властей и житейским выгодам, обращаются в христианство. Христиане истинные смешиваются с этими ложными христианами. Аскеты чувствовали себя в среде этого, так сказать, смешанного христианства не по себе; вражда прежних аскетов к языческому миру переходила во вражду к смешанному христианству; но борьба с этим христианством была невозможна, оно наполняло города и села и было терпимо духовной и гражданской властью. Оставался один исход - покинуть мир, бежать в пустыни. И вот является монашество. "Я так же, как и вы, - говорит св. Иоанн Златоуст современным ему порицателям монашеского отчуждения от жизни и общества, - и даже более, нежели вы, желал бы, чтобы не было нужды убегать в пустыни. Но так как здесь все извращено, и сами города, несмотря на судилища и законы, полны нечестия и пороков, и только пустыня приносит плоды любомудрия, то по всей справедливости следовало бы порицать не тех, которые избавляются от такой бури смятений и входят в тихую пристань, а тех, кто каждый город сделал до того недоступным и неспособным для любомудрия, что желающие спасения должны удаляться в пустыню.

Быстрый переход