— Немедленно распоряжусь! — Лаптев выскочил из кабинета, словно кипятком ошпаренный.

— А я, пожалуй, допью эту мерзость, — чиновник по особым поручениям дополз до письменного стола, открыл ящик и достал початую бутылку без этикетки и казенных печатей. — Не желаете капельку, Ваше высокородие?

— Нет! Хм… Разве что капельку… Наливай, супостат.

2

Утро следующего дня выдалось недобрым. В голове рокотало штормовое Балтийское море. Статский советник с трудом разлепил веки. Так‑с. Сапоги на нем, а мундира нет. Зато сорочка в каких‑то подозрительных пятнах… Всю ночь они с Волгиным бродили по проспекту, обнимая и поддерживая друг друга. Сильно качались. Изредка падали, сдирая кожу на ладонях. Выкрикивали наперебой: «Чемодан! Чума! Чушь!»

— К‑который час? Лаптев принес чай с лимоном, поставил перед начальником, стараясь не звенеть подстаканником слишком сильно.

— Половина одиннадцатого.

— Эх‑м… Письмо от Мармеладова принесли?

— Еще нет.

— Вот незадача… А где пьяное чудовище? Неужели потерялся вчера или уснул в той дыре, куда мы заходили за добавкой?

— Обижаете, Ваше высокородие! — кудлатая голова высунулась из‑под стола в углу. — Потерялся. Пффф! Скажете тоже… Это ведь я заполночь донес вас до конторы и устроил в кресле, с комфортом и благостью. А сам на полу прикорнул, накрывшись вашим мундиром. Всю ночь дрожал от сквозняков.

— Чего же окно не закрыл?

— Лень вставать было…

— Экий ты чудак!

В дверь постучали. Всунулось рябое лицо дежурного.

— Тут письмецо для господина Куманцова. А мне еще вечерась велено, как принесут конверт, сразу предъявить его адресату.

— Давай! — громко крикнул и скривился от собственного голоса, прибавил вполовину тише. — Давай сюда. А лучше отдай Лаптеву, пусть он прочтет.

— Вот‑с!

Городовой с поклоном подал конверт и удалился. Следователь распечатал письмо.

— «Господа, мне вполне понятно, почему ваше расследование не задалось с самого начала. Вы старались разгадать, что стоит за странной комбинацией букв и, наверняка, перебрали сотни вариантов, но лишь впустую потратили время. Постичь логику сумасшедшего невозможно, поэтому начинать с шифра — гиблое дело. А вот если поставить себя на место преступника, то многое проясняется. Задумывались ли вы, по какой причине убийца забрал одежду Сомова?»

— Задумывались… Да мы все мозги себе вывернули! — раздраженно бросил Куманцов. — И что толку?

— «Вряд ли. Скорее всего, вы сразу отмахнулись от этой детали, или решили, что старик оголился сам, в припадке безумия. Но попробуйте‑ка снять панталоны, сидя на облучке несущегося во весь опор экипажа… Для этого нужна ловкость циркового гимнаста. Разве обладал ею надворный советник преклонных лет? Разумеется, нет!»

— Разумеется… Ишь, как излагает. Фигляр!

— Григорий Григорьевич, если вы будете каждую строчку комментировать, мы и к вечеру не докончим это письмо. А вам через час к министру с докладом.

— Да, да. Ты прав, читай.

— «Покойника раздел убийца. А какой резон ему это делать? Покуражиться? Осквернить тело? Или сам тронулся умом? После недолгих размышлений я отмел все эти предположения. Ухватился за единственно верное: вицмундир унесли потому, что на нем остались следы, выдающие лиходеев.