Ближе к полудню Ши наконец впервые сумел немного рассмотреть эту великую реку. Дон был широк и тих, и по его берегам не видно было никаких примет человеческой деятельности. Он ничуть не походил на Миссисипи в Сент-Луисе, обрамленную бесконечными причалами, стянутую множеством нагруженных поездами мостов, несшую на себе вереницы барж и буксиров. «Но река сия еще течет, — припомнилось Ши полузабытое стихотворение, — хотя сейчас, как видно, обмелела». Перед отъездом из Сент-Луиса и ему пришлось внести свою лепту в укрепление мешками с песком берегов, размываемых половодьем.

Наконец за пару часов до захода солнца они на рысях въехали в половецкий стан. В этом месте излучина Дона образовывала неглубокий залив, удобный для того, чтобы поить лошадей. Больших строений тут не имелось, но трава была изрядно вытоптана, а земля тут и там выщерблена кострищами.

Около трех десятков половцев, большей частью на лошадях, выжидающе уставились на них. Все они были на удивление похожи друг на друга, с черными лохматыми шевелюрами и усами. Их верховые накидки и штаны были похожи на русские, только вместо шапок на некоторых были длинные остроконечные капюшоны, завязанные под подбородком.

Половецкие седла, — у тех всадников, у кого они были, — представляли собой тонкие кожаные подушки, под которыми болтались потрепанные стремена из кожаных же ремней. Доспехами обладали лишь немногие, но каждый, помимо лука и колчана со стрелами, был вооружен длинным ножом или коротким мечом.

Поглядев на половцев, Ши осознал, насколько русские все же отличаются друг от друга внешне.

Хоть у каждого была окладистая ухоженная борода, цвет волос варьировался от черного до почти белого; заметно различались они также ростом и телосложением. С точки зрения американца, это было вполне нормальным явлением — не то что неотличимые друг от друга полудикие кочевники.

«Теперь ясно, — подумал Ши, — откуда пошли легенды про битвы, в которых на месте одного убитого врага тут же вырастают двое таких же».

Предводитель половцев, на котором был плащ, залепленный таким толстым слоем грязи, что она вполне заменяла доспехи, и великое множество тусклых золотых и серебряных побрякушек, выехал вперед на мохнатой степной лошадке. Рядом с ним на такой же лошадке ехала фигура, которую можно было без труда опознать, даже несмотря на невероятно грязный халат, — последний раз обитатели Огайо встречали ее измерение — другое тому назад.

Едва они успели убедиться, что это действительно Маламброзо, как половецкий атаман их окликнул:

— Что привело благородного князя Северского под мои шатры?

К удивлению Ши, Игорь сумел сдержать гнев.

— А то, атаман, что в твои шатры кое-какое мое добро угодило!

Обходительность, как видно, к добродетелям половецкого предводителя не относилась.

— Смеешь поклеп на меня возводить? Ну ты, кастрат! Мало тебе оттяпали? Язык твой будет следующим!

Игорь не обратил на этот выпад особого внимания.

— Те, кто ворует, а не завоевывает трофеи свои, — разбойники, а не воины. Те, кто ведет за собой разбойников, — не правители.

— Спроси духов смерти своей о половцах, о князь пустых, но велеречивых слов! Все мы тут воины и свободные люди и стоим друг за друга супротив всех своих врагов!

— Вот как? Хорошо, если одна змея способна отвечать за всех, тогда нет мне нужды искать определенного вора. Могу потребовать я возвращения добра своего от любого!

— Добро наших врагов — наше добро, честно нами награбленное.