Катарина поднялась и скользнула к очагу. Она стояла, уставясь на пламя, сцепив руки на талии. Плечи ее опустились, и на мгновение она стала похожей на маленькую и всеми покинутую девочку — и такой прекрасной, в свете очага, струящемся словно туман вокруг ее лица и плеч, что у Рода на старый знакомый лад перехватило горло.

Затем ее плечи выпрямились, а голова резко повернулась к нему.

— Ты не то, чем кажешься, Род Гэллоуглас.

Род потерял дар речи.

Рука Катарины блуждала по шее, играя с медальоном на горле.

Род прочистил горло, чуть нервозно.

— Вот надо же, я — обыкновенный простой солдат без герба на щите, просто выполняющий свой приказ и получающий свое жалование, и меня три раза за тридцать часов обвинили в том, что я являюсь чем-то таинственным.

— Тогда я должна думать, что это правда. — Рот Катарины скривился в насмешливой улыбке.

Она села в одно из больших дубовых кресел, крепко сжав подлокотники, и несколько минут изучала Рода.

— Что ты, Род Гэллоуглас?

Род развел руки, пытаясь принять вид оскорбленной невинности.

— Щит без герба, моя королева! Солдат удачи, не более!

— «Не более», — передразнила Катарина со злостью в голосе. — Какое у тебя ремесло, Род Гэллоуглас?

Род нахмурился, начиная чувствовать себя грызуновой стороной в игре в кошки-мышки.

— Солдат, моя королева.

— Это твое развлечение, — сказала она, — твое удовольствие и твоя игра. А теперь скажи мне о своем ремесле.

Эта женщина была: а) жуткой и б) сукой, решил Род. Беда в том, что она была прекрасной сукой, а к ним Род питал слабость.

Мозг его усиленно работал; он отбросил несколько вымыслов и выбрал наиболее очевидный и, главное, правдоподобный.

— Мое ремесло — сохранять жизнь Вашего Величества.

— В самом деле! — Катарина глазами смеялась над ним. — И кто же обучил тебя этому ремеслу? Кто же столь верен, что прислал мне тебя?

Неожиданно Род вдруг увидел сквозь эту насмешливость и воинственность, что все это было маской, щитом, за которым скрывалась очень испуганная, очень одинокая девочка, та, которая хотела иметь кого-то, кому можно довериться, жаждавшая кому-то довериться. Но слишком много было предательств; она больше не могла позволить себе доверять.

Он посмотрел ей в глаза, посылая ей свой самый мягкий, самый искренний взгляд, и сказал в своей лучшей психоаналитической манере.

— Я не называю господином ни одного человека, моя королева. Я сам прислал себя из любви к королеве Катарине и преданности стране Грамарий.

В ее глазах промелькнуло что-то отчаянное, ее руки стиснули подлокотники кресла.

— Любви, — прошептала она. Затем в ее взгляд снова вернулась насмешливость. — Да, любви — к королеве Катарине. — Она отвернулась, глядя на огонь. — Может, это и так. Но я думаю, что ты самый истинный друг, хотя почему я так считаю, не могу сказать.

— О, вы можете быть уверены, что я таков! — улыбнулся Род. — Вы знали, что я был в Доме Хлодвига, хотя не хотите сказать, откуда, и вы в этом правы.

— Молчать! — оборвала она. Затем ее глаза медленно заполнили его. — И какие же дела привели тебя сей ночью в Дом Хлодвига?

Мысли она, что ли, читает?

Род почесал челюсть, микрофон в ней уловил звук…

— В моей голоВ Е, К Стыду моему, имеется некоторое смущение, — сказал он. — Как вы узнали, что я был в Доме Хлодвига?

«Здесь, Род», — откликнулся голос у него за ухом.

Катарина бросила на него взгляд, в котором явно сквозило презрение.