- Нет, меня это волнует! - вспыхнул Виталий. - Это же касается моей работы. А она полезна, она нужна. О ней надо писать!

- Я вашей работы не касаюсь. Но и вы… В общем, - сухо прервала сама себя Раиса Павловна, - здесь этот разговор неуместен. У вас есть еще ко мне вопросы, или я свободна?

- Вы свободны.

Раиса Павловна, поджав губы, встала. У самых дверей она повернулась к Виталию и холодно сказала:

- Там, в коридоре, дожидается какой-то мальчик. Неужели вы его тоже будете втягивать в свои дела? Это, по-вашему, педагогично?

И, не дожидаясь ответа, она вышла из комнаты.

Мальчика звали Коля Рощин. Он восторженно смотрел на Виталия и с воодушевлением рассказывал:

- Я туда на спор пошел, с Володькой Белопольским. Школа наша рядом. Он говорит: «Слабо два часа в музее просидеть». А я говорю: «Подумаешь, и больше люди сидят». А он говорит: «То научные работники сидят, а ты и пяти минут не просидишь». Я и пошел. Час сидел!

- Целый час? - рассмеялся Виталий.

Ему было удивительно приятно после трудного разговора со Смурновой болтать с этим вихрастым мальчишкой, в глазах которого он читал неугасимое восхищение и зависть.

- Ага, целый час, - ответил Коля и неожиданно спросил: - А пистолет у вас есть? Какой системы?

Виталий, усмехнувшись, показал ему пистолет, и Коля жадно впился в него глазами.

- Силен! - со вздохом сказал он и с напускной небрежностью добавил: - Мы, между прочим, с Володькой давно решили к вам работать идти. Память усиленно тренируем и наблюдательность.

- Вот я сейчас и проверю твою наблюдательность, - сказал Виталий. - Ты личные вещи Достоевского видел, на столе, под стеклом?

- Ясное дело, видел.

- А портсигар там был?

- Это какой?

- Ну, кожаный такой, старенький.

- А-а… Нет, такого не было.

Виталий насторожился.

- Не было?

- Точно не было. У меня память знаете какая? Я не только за себя, я и за папу и за маму все помню. Как чего потеряют, так меня спрашивают.

…В это время у Игоря Откаленко сидел художник Зернов, невысокий, жилистый, загорелый человек в берете и толстой, спортивного покроя куртке. Он не спеша попыхивал трубкой и раскатисто басил:

- …Работы Ильюшки Глазунова там превосходные, знаете. А вот некоторые великие наши… не того, прямо скажем. Ну, и итальянец там один висит. Вид Петербурга. Но не тот вид, доложу. Жизнерадостный там Петербург, солнечный. Словом, не Достоевского Петербург. Я уж там говорил, менять собираются.

- В котором же часу вы там были?

- Часа эдак в четыре, не раньше.

- Личные вещи писателя видели? - осторожно спросил Откаленко.

- Непременно.

- Среди них портсигар кожаный не заметили?

- Портсигар? Чего не было, того не было. А в чем, собственно, дело?

- Украли его в тот день, - сказал Откаленко и нахмурился.

- Украли?! Ах, сволочи! Убивать! Только убивать! Найдете, а? - Зернов испытующе прищурился.

Взгляд у него был пристальный, цепкий, и Игорь нахмурился еще больше.

- Постараемся.

- Ну, ну. Если чем могу быть полезен - пожалуйста, располагайте, - и, усмехнувшись, неожиданно добавил: - Знаете, у вас интересное лицо. Голубые глаза, черные волосы - любопытный контраст. И линия подбородка. Не попозируете?

- Ну что вы… - улыбнулся Откаленко. - Тут спать некогда, а вы…

- Нет, серьезно, - тряхнул головой Зернов. - Я непременно выставлю ваш портрет.

Откаленко нахмурился.

- Только этого мне не хватало.

…Вечером подводили итоги. До того никто из сотрудников не мог знать, впустую ведет он работу или нет.