После чего вернулся, опять поднял Изабель на руки и снова вышел, уже с нею на руках.

Сжимая драгоценную ношу, он целенаправленно двинулся к ограде монастыря. Где-то там должна была находиться калитка. Поднявшийся к ночи ветер сёк его лицо и руки острой снежной крупой, запутывался в волосах, превращая их в седые космы. До ограды оставалась самая малость, когда до слуха беглецов донёсся явственный шум. И что самое странное, шум шёл со стороны ограды. Ещё не видя опасности, странный монах осознал, что их загоняют в ловушку. По всей видимости, те, от кого они с Изабель скрывались в аббатстве и от кого бежали сейчас, успели расставить своих людей повсюду. Это предполагало предательство со стороны одного из братьев аббатства. Но рассуждать на эту тему было некогда. Следовало принять решение. И он его принял. Он резко свернул вправо и побежал в сторону одиноко возвышающейся колокольни.

Он не видел врагов, но чувствовал их дыхание за спиной. Достигнув колокольни, он вбежал внутрь и, опустив Генриетту, быстро задвинул тяжёлый деревянный засов на двери.

Прошло менее минуты, когда дверь начали сотрясать мощные удары. Вслед за ними раздались угрожающие голоса:

— Откройте дверь и сдавайтесь. Только так вы сохраните свою жизнь!

Изабель устремила на монаха умоляющий взгляд.

— Я знаю, что это ложь. Они не пощадят нас. Но ты… ты можешь спасти свою жизнь. Они не станут тебя преследовать, если получат меня.

Ответом стал угрюмый взгляд и вздёрнутая рука. Она показывала Изабель на узкую лестницу, что вилась спиралью вдоль стены до верхнего основания башни. Странный монах нагнулся и без видимого труда оторвал по кругу нижний край своей рясы вплоть до самого колена.

Почувствовав полную свободу в движениях и избавившись от опасности запутаться в складках собственной одежды, он вытащил шпагу и снова устремил взгляд на девушку. Её глаза невольно наполнились слезами. Не нужно было никаких слов. Его поступки говорили о том, что он позволит прикоснуться к ней не раньше, чем сам расстанется с жизнью.

В этот миг раздался оглушительный треск, и в досках двери показалось острие топора. Один за одним гулко сыпались новые и новые удары. Дверь сотрясалась, во все стороны летели щепки.

Изабель смотрела на своего спутника так, словно прощалась с ним навсегда. Все её чувства выразились в лёгком рукопожатии. Покрывало сползло с её плеч, странный монах подхватил его, резким движением снова накинул его ей на плечи и жестом велел двигаться вверх по лестнице.

Подчинившись, Изабель побежала по ступенькам — выше, выше. Следом за нею, спиной вперёд, не спуская жёсткого сосредоточенного взгляда с уже почти выломанной двери, стал подниматься и странный монах. Несколько долгих мгновений старинная дубовая дверь ещё сдерживала натиск нападавших, но вот она обрушилась с грохотом, и внутрь ворвались несколько вооружённых шпагами и кинжалами людей с перекошенными азартом погони лицами.

Глава 2

Несколькими часами ранее на одной из грязных улочек Парижа, служивших прибежищем для всякого рода нищих и убогих, раздался кислый голос:

— Агриппа! А здесь не так плохо как мне казалось!

— Проклятье на твою голову, итальянец, говори тише, — раздалось в ответ шипенье, видимо, принадлежащее тому самому Агриппе, к которому и был обращён голос.

На деле голоса принадлежали двум отталкивающей наружности существам. Одеяние этих двоих состояло из разного рода драных и засаленных обносков, коими погнушался бы самый нищий попрошайка, ибо даже он, распоследний бедолага, не опустился бы до столь безобразного вида.

Шляпы «господ» также заслуживали брезгливого внимания. Для начала следовало сосредоточиться на цвете, или вернее на его отсутствии, ибо при всём желании невозможно было понять, какого они когда-то были колеру.