— Безусловно, могу, — ответил Мастерс. — Бьюсь об заклад, что вы именно это и сделали.

— Ох, сынок! Это злобная клевета! Как бы то ни было, я велел им разложить матрацы по всему полу, чтобы она не пострадала.

— Понятно? — с торжеством осведомился синьор Равиоли.

— Лично мне ничего не понятно, сэр Генри! — Мастерс снова схватился за свою шляпу. — Вы всегда сочувствовали трудящимся! Что вы теперь имеете против них?

Г. М. сразу забыл, что не разговаривает с Мастерсом.

— В том-то и дело, что ничего! Если бы эти лейбористские члены парламента действительно были трудящимися, то могли бы хоть что-то соображать. Но большинство из них — по крайней мере, те, кого я встречал, — недопеченные интеллектуалы, специализировавшиеся на экономике или такой же чепухе.

— Мистер Мастерс абсолютно прав! — заявила Вирджиния, хотя ее губы дрожали, а глаза были влажными. — Вам должно быть стыдно за себя. Очевидно, эта мисс Чизмен — уродливая старая карга?

Но Г. М. покачал головой:

— Ошибаетесь, куколка. Илейн Чизмен не так молода, как вы, — вероятно, ей лет сорок, — но вовсе не дурна собой. Если бы она одевалась как следует и хотя бы иногда улыбалась, а не ходила бы с маниакальным взглядом, словно отправляясь в крестовый поход, а не на избирательный участок, то могла бы даже выглядеть хорошенькой.

Мастерс махнул рукой.

— С вами бесполезно говорить, сэр, — не без оснований заметил он. — Вы состоите из сплошных предубеждений. Но вы намерены уделить внимание проблеме Чаши Кавалера?

— Конечно, сынок. В частности, мне не терпится задать один вопрос.

— Какой?

— Не важно. Пусть девочка расскажет свою историю. Только прошу вас, куколка моя, не придерживаться никакого плана. Говорите первое, что придет вам в голову, ладно?

В разноцветном елизаветинском саду сгущались тени. Тихий плеск фонтана, в котором купалась маленькая бронзовая нимфа, казался все более умиротворяющим.

Вирджиния задумалась. Мастерс заметил, как Г. М. внезапно посмотрел на нимфу в фонтане, а потом, очень строго, на очаровательную леди, которая, закинув ногу на ногу, опершись локтем на колено и опустив подбородок на руку, словно заглядывала в прошлое.

— Прежде всего, — заговорила она, — мне приходит в голову то, как я впервые увидела Дубовую комнату. Это произошло весной 1941 года, чуть более десяти лет назад, когда мы с Томом поженились и приехали в Телфорд на медовый месяц.

Понимаете, тогда я ничего не знала о Томе. Я не знала, что он богат и что у него есть красивый дом. В Даремском полку он даже не был офицером, и я думала, что его зовут просто мистер Брейс.

Мы выехали из Лондона в старом драндулете, который Том у кого-то позаимствовал и для которого где-то раздобыл бензин. Я полагала, что мы остановимся в какой-нибудь гостинице. Потом мы свернули на подъездную аллею — это было на закате, как сейчас, — и увидели Телфорд с его трубами, темнеющими на фоне розового неба.

В то время там не было никаких слуг, кроме старого управляющего, которого уже нет в живых. Помню, как Том перенес меня через порог и стал водить из комнаты в комнату. Третьей… нет, второй, которую он мне показал, была Дубовая комната.

Вирджиния сделала паузу, полуприкрыв глаза тяжелыми веками, чтобы оживить в памяти каждую деталь. Фонтан тихо журчал.

— Смотреть там не на что, за одним исключением — комната размером около пятнадцати квадратных футов, с довольно низким потолком и панелями из темного дуба.