Полное признание явно облегчало ему душу.

— Даже пробираясь в комнату той ночью, я думал: «Это не то же самое, что ограбить Британский музей или Библиотеку Конгресса. Это просто грязный трюк в отношении моей дочери и ее мужа. Заменить панель будет не так легко, как войти и выйти из якобы наглухо запертой комнаты. Может быть, мне вовсе это не удастся. А если стекло треснет и историческая реликвия погибнет навсегда, Джинни и… Джинни никогда мне этого не простит».

Я боялся оставить на окне улики, несмотря на использование грязи. Как ты сказал, я действительно их оставил. А чтобы отвлечь внимание от окна, я вытащил из кармана Тома ключ от сейфа и достал Чашу Кавалера. Совесть не давала мне покоя. Выскользнув наружу и запечатав окно, я решил больше никогда не пытаться украсть панель.

— Вы не делать этого снова? — уставился на него синьор Равиоли.

— Я дорожу своей репутацией и покоем семьи.

— Тогда почему вы пытаться опять? То, что вы огреть коп дубинкой, никого не касаться. Прекрасный джентльмен! — выразил одобрение учитель музыки. — Но зачем вы снова пытаться прошлая ночь?

Мистер Харви колебался. Впервые в его зеленых глазах мелькнуло выражение, присущее человеку, загнанному в угол. Но он с достоинством выпрямился и скрестил руки на груди.

— Полагаю, такие вопросы мы должны адресовать покойному доктору Фрейду. Несомненно, какой-то иррациональный импульс…

— Иррациональный импульс у тебя в заднице, — прервал диалог вульгарный Г. М. — Сказать, почему ты это сделал?

— Будь осторожен, Генри!

— В четверг, сынок, ты узнал, что тебе не нужно возвращаться в Штаты…

— Говори не «в Штаты», а «в Америку»!

— Канада тоже в Америке, сынок, а помимо Северной Америки существует еще и Южная. Как бы то ни было, ты не должен был возвращаться. И чего же ты добился своей маленькой эскападой? Ты заставил своего зятя верить, что он наполовину свихнулся, пробудив давно таящийся у него в голове абсолютно необоснованный страх. Ты внушил ему мысль, что он может свихнуться окончательно. Твоя дочь была в панике, а Том и того хуже. Но Вирджиния говорила нам, что ты очень любишь своего зятя…

— Я? Люблю британца? Это уж слишком! Не знаю, о чем ты!

— Позволь мне продолжать, сынок.

— Ладно. Но если ты думаешь…

— События приняли совсем скверный оборот в пятницу, когда — против твоего желания, как ты сам признал в моем присутствии в саду Крэнли, — Вирджиния обратилась в Скотленд-Ярд. Сынок, я не верю, чтобы кто-то когда-нибудь дурачил вполне благонамеренную особу таким изощренным способом, как Мастерс — твоего зятя.

Если ты вспомнишь сцену в саду в пятницу вечером, то не сможешь этого отрицать. Я был там, когда Мастерс вежливо успокаивал вас: «Я не верю, что лорд Брейс свихнулся, — просто он немного со странностями, как моя тетя». Ты был так расстроен, что Мастерсу пришлось коснуться твоего плеча и добавить: «У вас нет причин так огорчаться из-за этого, сенатор Харви». Но причина была.

Именно тогда ты решил снова пробраться в Дубовую комнату, на сей раз только для того, чтобы повторить трюк с герметически запечатанным помещением и снова передвинуть чашу, доказав таким образом, что твой зять не ходит во сне. Уверен, что ты решился на кое-что еще.

— На что? — резко осведомился мистер Харви.

— В твоем распоряжении были хлоралгидрат и дубинка — их дал тебе Дженнингс, как он сообщил твоим дочери и зятю, прежде чем исчезнуть.