|
Распаковывание происходило все в той же оранжерее, и принимали в нем участие: сам Александр Семенович, его необыкновенной толщины жена, Маня, кривой бывший садовник бывших Шереметевых, а ныне служащий в совхозе на универсальной должности сторожа, охранитель, обреченный на житье в совхозе, и уборщица Дуня. Это не Москва, и все здесь носило более простой, семейный и дружественный характер. Александр Семенович распоряжался, любовно посматривая на ящики, выглядевшие таким солидным компактным подарком под нежным закатным светом верхних стекол оранжереи. Охранитель, винтовка которого мирно дремала у дверей, клещами взламывал скрепы и металлические обшивки. Стоял треск… Сыпалась пыль. Александр Семенович, шлепая сандалиями, суетился возле ящиков.
— Вы потише, пожалуйста, — говорил он охранителю. — Осторожнее. Что ж вы не видите — яйца?.. — Ничего, — хрипел уездный воин, буравя, — сейчас… Тр-р-р… и сыпалась пыль. Яйца оказались упакованными превосходно: под деревянной крышкой был слой парафиновой бумаги, затем промокательной, затем следовал плотный слой стружек, затем опилки и в них замелькали белые головки яиц. — Заграничной упаковочки, — любовно говорил Александр Семенович, роясь в опилках, — это вам не то, что у нас. Маня, осторожнее, ты их побьешь. — Ты, Александр Семенович, сдурел, — отвечала жена, — какое золото, подумаешь. Что я, никогда яиц не видала? Ой!.. Какие большие! — Заграница, — говорил Александр Семенович, выкладывая яйца на деревянный стол, — разве это наши мужицкие яйца… Все, вероятно, брамапутры, черт их возьми! Немецкие… — Известное дело, — подтверждал охранитель, любуясь яйцами. — Только не понимаю, чего они грязные, — говорил задумчиво Александр Семенович. — Маня, ты присматривай. Пускай дальше выгружают, а я иду на телефон. И Александр Семенович отправился на телефон в контору совхоза через двор. Вечером в кабинете зоологического института затрещал телефон. Профессор Персиков взъерошил волосы и подошел к аппарату. — Ну? — спросил он. — С вами сейчас будет говорить провинция, — тихо, с шипением отозвалась трубка женским голосом. — Ну. Слушаю, — брезгливо спросил Персиков в черный рот телефона… В том что-то щелкало, а затем дальний мужской голос сказал в ухо встревоженно: — Мыть ли яйца, профессор? — Что такое? Что? Что вы спрашиваете? — раздражился Персиков. — Откуда говорят? — Из Никольского, Смоленской губернии, — ответила трубка. — Ничего не понимаю. Никакого Никольского не знаю. Кто это? — Рокк, — сурово сказала трубка. — Какой Рокк? Ах, да… это вы… так вы что спрашиваете? — Мыть ли их?.. Прислали из-за границы мне партию курьих яиц… — Ну? — …А они в грязюке в какой-то… — Что-то вы путаете… Как они могут быть в «грязюке», как вы выражаетесь? Ну, конечно, может быть, немного… помет присох… или что-нибудь еще… — Так не мыть? — Конечно, не нужно… Вы что, хотите уже заряжать яйцами камеры? — Заряжаю. Да, — ответила трубка. — Гм, — хмыкнул Персиков. — Пока, — цокнула трубка и стихла. — «Пока», — с ненавистью повторил Персиков приват-доценту Иванову. |
