— Держись, брат! — понеслось вслед.

— Бог да пребудет с тобой…

Бруно выпрямил спину и, держа скованные цепью руки перед собой, шагнул за побитую дубовую дверь. И почти сразу увидел Хирона.

«Убьет?»

Главным было не попасть на костер, а Бруно при желании можно было обвинить в чем угодно.

— Здравствуйте, сеньор Томазо. Далеко идем?

— Узнаешь, — деловито кивнул Хирон, дождался, когда конвойные подведут Бруно к нему, и ухватился за цепь.

Словно бычка, он вывел его на улицу, протащил мимо отряда недоумевающих индейцев и завел во двор здания Совета — туда, где и встретил рисующим прутиком в пыли. Посадил на лавку под огромным деревом и сел рядом.

— Если мои шестеренки не выдерживают, а враг претендует на слишком уж многие из моих шестеренок, что с этим делать?

Бруно рассмеялся:

— Не пытайтесь выглядеть механиком, сеньор Томазо. Говорите как есть.

Томазо рассказал все как есть, и Бруно почти равнодушно пожал плечами, поднял так и валяющийся с момента ареста прутик и принялся что-то чертить в пыли.

— Знаете, сеньор Томазо, если я потихоньку переведу стрелки моих курантов назад, то большинство горожан этого даже не заметит.

— И что?

Часовщик улыбнулся:

— Здесь даже не надо быть мастером. Когда я работал в Трибунале, наш нотариус делал это через день.

— Что делал? — уже начал сердиться Томазо.

— Забрасывал купчие на чужие харчевни лет на десять назад. Чтоб никакая ревизия взятки от еретика не заподозрила.

Томазо разъярился.

— Ты думаешь, я об этом не подумал?! Некому здесь качественный подлог изготовить! Некому! Это — Парагвай!

Но Бруно вел себя так, словно не расслышал в его голосе ни малейшей угрозы.

— Какой срок давности по таким делам?

— Девяносто девять лет, — мрачно ответил Томазо. — После этого земля наша.

И тогда часовщик искоса глянул на него и жульнически улыбнулся.

— И что, эти ваши голландцы отличат подпись столетней давности от вчерашней?

Томазо оперся спиной на ствол огромного дерева. Он видел кое-какие бумаги из местных архивов — единственное, чем помечали их здешние писари, это день месяца и название поселка, которого касался губернаторский указ.

— Сдвиньте назад весь архив целиком, и никто ничего не докажет, — проронил Бруно, — бумаги-то все до единой будут подлинные… и связи между ними сохранятся…

Томазо оторопел. Отбросить всю эту массу бумаг лет на сто назад?

— Такой махинации я еще не проворачивал, — с сомнением покачал он головой.

— Я тоже многое делаю впервые, — усмехнулся Бруно. — Кстати, что там у нас на ужин? И знаете, я ужасно устал спать стоя.

Если честно, Томазо не верил, что ему все удастся. Однако время поджимало, и он, не мешкая, посадил на сортировку сводного архива двух соседних провинций всех, кого сумел выловить. Операция была простейшей: разделить оба архива по ведомствам Короны и уже рассортированные архивы снова спаять — поддельными указами о переименовании провинции. Этим двое суток подряд занимались каллиграфы.

В результате две провинции становились одной, но с удвоенным сроком жизни, а главное, за исключением нескольких указов, абсолютно все бумаги были подлинными! И едва работа закончилась, Томазо погрузил все это на подводы, приказал запрягать всех лошадей, которых сумел забрать у настоятелей редукций, и помчался в Сан-Паулу.

Он прибыл в последний момент. Губернатор так и не сумел противопоставить голландцам ничего существенного, и те собирались отплыть в Амстердам глубоко удовлетворенные.