— Я тебе как есть говорю, — жестко подвел итог разговору грек. — В наше время к своим жаться надо. Иначе пропадешь.

Когда первые несколько передовых отрядов потянулись на Мадрид, в гостиницу к Томазо приехал брат Гаспар.

— Я уже думал, ты так и застрял в провинции! — первым делом сграбастал его в объятия друг.

— Что ты, брат, — улыбнулся Томазо, — когда это я застревал?

Они заглянули друг другу в глаза, и Томазо до боли отчетливо вспомнил, как они вдвоем — спина к спине, последние из всего набора и совсем еще сопляки — противостояли двум десяткам плотных, опытных, обозленных сопротивлением монахов.

— Тогда слушай главную новость, — выпустил его из объятий Гаспар и пригласил присаживаться за уставленный кушаньями стол. — Королева-мать снова не хочет обсуждать свадьбу сына.

— Что?!! — вскочил Томазо. — Папа же с ней обо всем договорился!

Гаспар лишь развел руками, и Томазо сорвался с места и кругами заходил по комнате. Женитьба правящего в Арагоне юного Бурбона на Изабелле Кастильской была единственной возможностью создать на Пиренейском полуострове хоть сколько-нибудь сильную католическую страну. Однако — сама еще не старуха — королева-мать вовсе не мечтала о зрелой энергичной конкурентке из Кастилии. Исполнять роль регентши при малолетнем сыне было куда как приятнее, чем наблюдать за властью со стороны.

— Как это случилось?

— Королева-мать рассорилась с Изабеллой, как только приехала в Мадрид, — снова развел руками Гаспар.

Томазо задумался. Он видел, что королеве-матери не устоять перед объединенными в один кулак силами Австрийца. Да, юному Бурбону мог помочь его дедушка Людовик, но станет ли французский монарх ссориться с Габсбургами из-за маленького Арагонского престола?

Томазо резко остановился.

— Если все останется как есть, Австриец займет престол и Габсбурги станут сильнее всех.

Гаспар лишь развел руками. Это и было главной проблемой. Кто бы ни включил Пиренейский полуостров в сферу своей власти — французы или австрийцы, политическое равновесие покачнется, и правящий дом станет первой силой в Европе. А первым в Европе может быть только Папа.

— Наверное, поэтому нас всех и собирает Генерал Ордена, — серьезно произнес Гаспар.

Председатель суда разбирал очередную, связанную с разной оценкой мараведи тяжбу, когда в помещение суда ворвались несколько доминиканцев во главе с Комиссаром Трибунала.

— Пошли вон! — распорядился брат Агостино, и тяжущиеся, глянув на зверские лица монахов, стремительно ретировались.

Мади нахмурился.

— А ну-ка, объяснитесь, святой отец, — потребовал он. — Что вы здесь распоряжаетесь?

— У меня к вам два дела, — пристально посмотрел в глаза судье инквизитор. — Первое: я, как Комиссар Трибунала, налагаю арест на имущество Олафа Гугенота, а значит, вы обязаны выдать мне кошель с конфискованными мараведи.

Мади оторопел — наглость монаха была беспримерной.

— И второе, — усилил напор Агостино Куадра, — я требую от вас доставить в Трибунал важного свидетеля обвинения — подмастерье Бруно. По нашим сведениям, он скрывается в бенедиктинском монастыре.

Судья не без труда взял себя в руки.

— Позвольте вам напомнить, святой отец, что власти Арагона не подчинены вашему Трибуналу.

Инквизитор усмехнулся, полез в наплечную сумку и достал помятый свиток.

— Нет, это вы позвольте напомнить, — бросил он свиток судье, — что теперь вы обязаны содействовать Святой Инквизиции! Обратите внимание на пункты шестой, восьмой и четырнадцатый…

Судья подрагивающими от напряжения руками взял свиток, развернул и замер.