Изменить размер шрифта - +

Ольга искоса наблюдала за ним. «Как он опустился! – с ужасом подумала она. – Грязный, запуганный человечишка… Кажется, он даже похудел».

– Вот, посмотри, я взяла тебе на пробу десять пакетиков быстрого приготовления, – сказала Ольга и принялась подробно объяснять, чтобы отвлечь Глеба от грустных мыслей и самой отвлечься: – Подогреешь в кружке воду и высыпешь содержимое в кипяток. Помешаешь ложкой, и через пять минут блюдо готово. Здесь и картошка с грибами, и рис с курицей…

Тут она заметила, что Глеб вовсе не слушает ее, а смотрит широко раскрытыми глазами куда-то в сторону. Ольга замолчала, обернулась.

– Ты что, Глеб?

– Тихо… – прошептал он. – Там кто-то стоит… Около березы…

– Да это куст можжевельника.

– Нет, это человек.

Глаза Глеба наполнялись суеверным страхом. Губы дрожали. Он часто дышал и судорожно сглатывал.

– Тебе мерещится, Глеб.

– Нет-нет… Сходи проверь…

Ольга кинула пакеты на землю, сходила к березе, вернулась.

– Это можжевельник, – сказала она и сжала в своих ладонях холодную руку Глеба. – Расслабься, успокойся. Кто тебя найдет в такой глуши?

– Тебе легко сказать «расслабься», – произнес Глеб. – Не уверен, что ты расслабилась бы, окажись на моем месте…

Ольга взялась приготовить обед. От Глеба трудно было добиться вразумительного ответа, какое блюдо он предпочитает, и Ольга приготовила картофельное пюре с бараниной. Они ели из одной миски. Вспомнив о сюрпризе, Ольга вынула из сумки маленькую бутылочку коньяка, разлила в пластиковые стаканчики по глотку.

– Чтобы все наконец встало на свои места, – сказала Ольга и выпила.

Она видела – Глеб не совсем понял, что она имела в виду, но уточнять не стал. Тоже выпил, поперхнулся, закашлялся.

Потом они лежали в палатке, прислушиваясь к шуму ветра в обнаженных кронах деревьев. Глеб лег на бок, поджал ноги к животу и уткнулся лицом ей в живот. Дыхание его было ровным и тихим. Наверное, он уснул, может быть, впервые за последнее время глубоко, доверившись Ольге, положившись на открывшееся в нем инстинктивное сыновнее чувство защищенности и тепла, которое может дать только женщина. И она боялась пошевелиться, стараясь продлить его счастье, которое ей ничего не стоило, но для него было всем.

Он всхлипнул, проснувшись, поменял позу, причмокнул губами и опустил руку ей на живот.

– А ты не поправилась, Олюшка? – невнятно произнес он.

– С какой хорошей жизни? – делано отшутилась Ольга, привставая и убирая руку Глеба.

Он заглядывал ей в глаза.

– А мне показалось…

– Тебе показалось, – перебила его Ольга и взглянула на часы.

– Я же чувствую, Оля! – настаивал Глеб.

Она выбралась из палатки, зябко поежилась. Дно оврага окутал туман. Темнело, и лес вокруг наполнился невыразительными рыхлыми тенями.

– Оля! – позвал Глеб.

Он стоял за ее спиной. Она чувствовала, что его зацепило, что теперь он не отвяжется.

– Ну что? – с набухающим раздражением спросила она. – Что ты от меня хочешь?

– Правду.

– Какую правду? Какую еще правду, господи! Да вся правда заключается только в том, что ты зашел в тупик, что дальше так нельзя, что ты уже на человека перестал быть похож!

Она выпалила это на одном дыхании и тотчас прикусила язык.

– А что ты предлагаешь? – тихо, надломленным голосом спросил Глеб.

Быстрый переход