В этот момент девушка перехватила его взгляд, их глаза встретились, и она тут же отвернулась, но Дэвид понял, что вовсе не от испуга. Стало понятно, что у нее есть характер и соблазнить ее будет вовсе не просто, и ему это понравилось. Дэвид едва не улыбнулся ей, но вовремя опомнился. Он снова ведет себя как распутник, раз думает, как бы совратить девушку, которую видит впервые в жизни и скорее всего больше никогда не встретит. Они всего лишь случайные попутчики в дилижансе, где ехали еще четверо, а ему в голову лезут столь непотребные мысли.

Что он вообще себе позволяет? Стоило задать себе этот вопрос, и улыбка окончательно исчезла с лица Дэвида. Разве последние месяцы его ничему не научили? Это никак нельзя назвать ответственным, благородным поведением, а ведь он дал слово измениться. Ему не хочется в старости остаться в одиночестве, превратиться в шута, который будет пялиться на ножки дам сквозь очки, а те – смеяться над ним, прикрываясь веерами, и шепотом называть его старой пиявкой. Впрочем, наверняка и сейчас его называют словами еще и похуже этих.

Дэвид еще плотнее вжался в угол и заставил себя отвернуться от девушки. Ей ничто не угрожает. Не важно, сколь пикантные сцены возникают в его воображении – мечты так и останутся мечтами.

Дилижанс меж тем катился дальше. Дэвид изо всех сил старался не смотреть на красивую вдову, даже глаза закрыл и притворился, что дремлет, но время от времени все же выглядывал в окно, словно чтобы понять, где они находятся, но в действительности чтобы украдкой бросить взгляд на соседку напротив. Она тихо беседовала о чем-то с пожилой женщиной, и Дэвид любовался из-под полуприкрытых век ее улыбкой, изгибом шеи, белевшей в полумраке экипажа.

Сквозь стук колес до него доносились обрывки их разговора. Пожилую даму звали миссис Флетчер, и она с явным удовольствием атаковала вопросами робкую юную соседку. Та отвечала так тихо, что слов было не разобрать, но Дэвиду понравился ее мягкий нежный голос. Судя по интонациям, девушка благородного происхождения, хоть и живет явно в крайней бедности. Он тут же представил ее жизнь, которая закончилась трагедией – смертью мужа. Наверное, девушка возвращается к родителям, решил Дэвид, но опять одернул себя: не следует думать о ней, – но чем еще заниматься в дилижансе? Однако он поклялся себе, что остепенится, станет приличным членом общества, и хотел сдержать клятву.

Дэвиду вдруг вспомнилось, как с приятелем Перси они однажды перехватили у возницы экипажа поводья и так хлестнули лошадей, что те помчались быстрее ветра, а они упивались безумной скоростью. И когда ветер свистел в ушах, у него не было времени думать о женщинах. Его беспутные друзья лопнули бы от смеха, если бы увидели, как ему в переполненном дилижансе до смерти скучно, и хотя напротив сидит красивая молодая вдова, он изо всех сил старается вести себя прилично и даже не пытается с ней флиртовать, не говоря уж о чем-то более серьезном. В этом виноват он сам, но судьба наказала его слишком жестоко.

Шум экипажа и постоянная тряска действовали на нервы. В довершение к этому толстяк заснул и так храпел, что можно было оглохнуть, голова у него болталась, рот был открыт. Дэвид от отвращения закрыл глаза, намереваясь подремать, как вдруг услышал резкий звук, короткий, но громкий, очень похожий на выстрел. Дэвид тут же открыл глаза.

– Что такое? – воскликнул мужчина в другом углу экипажа и чуть не подскочил. – Почему мы останавливаемся?

Дэвид открыл окно и высунул голову. Дилижанс по-прежнему трясся на ухабах, но явно снижал скорость.