В санатории к нему уже привыкли. И спрашивали у Нины Игнатьевны:

— Где ваш сын?

— Скоро придет.

Он действительно приходил.

Глаза у Гриши были такие же восторженные, как у его матери. Только без лихорадочного оттенка.

Во время тихого часа Гриша носился по опустевшим белоствольным аллеям. Он собирал грибы и сдавал их на кухню. После ужина Нина Игнатьевна провожала сына в город и возвращалась обратно: ей тоже полезно было ходить.

Потом Гриша перестал бегать по аллеям и искать грибы: он начал искать меня. А обнаружив, не отрывался ни на шаг. Это раздражало Геннадия Семеновича:

— У ребенка должны быть с в о и интересы!

Какие интересы были у самого Геннадия Семеновича, я не догадывалась, но Нина Игнатьевна объяснила мне:

— Они оба в вас влюблены!

Гриша заваливал меня земляникой и полевыми цветами. Геннадий Семенович же предлагал заморские таблетки и капли, с помощью которых намеревался «спасти» мое сердце.

Но так как спасаться мне было не от чего, я однажды сказала:

— Это, наверно, для вашего возраста?

Геннадий Семенович не растерялся.

— Даже «Кармен» и «Травиата» были оценены не сразу. Я тоже не рассчитываю на молниеносный успех. Правда, Верди и Визе не были ограничены сроками санаторной путевки.

У Гриши перед Геннадием Семеновичем имелись явные преимущества: он не должен был отлучаться на процедуры. Сопровождая меня, он не останавливался то и дело, чтобы определить пульс, и не возвращался в санаторий, чтобы проверять кровяное давление. Поскольку с давлением и пульсом у шестиклассника все было в порядке, он не отклонялся от своего «главного увлечения». А главным увлечением Геннадия Семеновича являлся все же он сам.

Так уверял профессор Печонкин… И я начинала с ним соглашаться. Но Нина Игнатьевна воспротивилась:

— Желать себе выздоровления — это не порок. Это естественно! Драматичность инфарктов именно в том, что после них надо к себе прислушиваться. Контролировать свое состояние! И хоть у Геннадия Семеновича был микроинфаркт, его обвинять нельзя.

— Вы пойдете на его лекцию?.. — спросил меня Гриша.

— Конечно! Это ведь будет праздник: день освобождения твоего города, — ответила я.

— Он его не освобождал, — ответил мальчик. Опустил голову и пошел ужинать.

Нина Игнатьевна была опечалена внезапно вспыхнувшей страстью сына:

— Я знала, что они влюбляются в учительниц…

— И в отдыхающих тоже! — успокоила я.

— Мы с вами не должны обнаруживать, что догадались, — взмолилась она. — Гриша очень раним!

Увидев как-то очередной букет полевых цветов у Гриши в руках, она сказала:

— Он любит дарить цветы. Всегда после концерта или лекции в моем клубе поднимается на сцену и преподносит…

— Тут не сцена! — ответил Гриша. И убежал.

Я, таким образом, покорила всех: от шестиклассника до профессоров, уже получивших инфаркт. Это было триумфальное шествие.

— Хоть выписывайся из санатория! — сказала Нина Игнатьевна. — Я поручу Грише готовиться к лекции Геннадия Семеновича. К нашему празднику… Пусть собирает фотографии, разносит по домам ветеранов пригласительные билеты. Так он немного отвлечется.

Гриша стал будить ветеранов ни свет ни заря и уже к завтраку прибегал в санаторий.

— Печорин и Грушницкий решили похожую проблему кардинальным путем, — сказал Геннадию Семеновичу за обедом профессор Печонкин.

Гриша еще не читал «Героя нашего времени» — и рассмеялся: быть может, фамилия Грушницкий показалась ему необычной.