Я не смогу бросить товарищей.
— Вы в меньшинстве, — заявила Алият, — и на этот раз тебе ничего не поделать. — Протянув руку, она ласково коснулась щеки Ханно. Ее улыбающиеся губы дрожали. — Там есть моря, по которым ты мог бы плавать.
— Давно ли ты записалась в число несгибаемых первопроходцев? — поддел он ее. Она вспыхнула.
— Да, я дитя города, но я способна учиться. Или ты думаешь, что я предпочитаю бить баклуши? Я была о тебе более высокого мнения. Ничего, в прошлом мне довелось одолевать пустыни, горы, океаны, я сумела пережить не один брак, войну, чуму и голод. Так что ступай ко всем чертям!
— Нет, пожалуйста, — взмолилась Юкико, — нам не следует ссориться!
— Правильно, — согласился Странник. — Не будем торопиться, подумаем, по-дружески обсудим это со всех сторон.
Ханно выпрямился так, что воспарил над скалой на фоне неба.
— Обсуждайте, если хотите, — бесцветным голосом сказал он. — Но могу сказать тебе прямо сейчас, в пику твоей древней тяге к племенному согласию, мы ни к чему не придем. Вы решительно намерены пустить корни на планете. А я… Я ни за что не отрекусь от возможности, предоставленной нам аллоийцами. Просто не могу! Чем ссориться, давайте лучше решим, как лучше всего распорядиться в сложившейся ситуации.
Лицо Ду Шаня скривилось.
— Юкико, а ты? — выдавил он из себя. Юкико бросилась к нему в объятия, и он прижал ее к себе. Она смогла проронить лишь:
— Прости…
30
— По-моему, к ним должна отправиться ты, — сказала Макендел. — Похоже, ты разберешься в этом лучше нас.
— Нет, в самом деле, — начала Алият, — ты всегда…
— Ты стала слишком робкой, золотко, — улыбнулась Макендел, — Подумай хорошенько. С самого начала, как в Нью-Йорке.
Но Алият все еще колебалась. Она не просто сомневалась, сможет ли иметь дело с итагенянами в явно критической ситуации. Правду сказать, она действительно лучше постигла их язык и нравы — во всяком случае, в некоторых аспектах, — чем кто-либо другой. (Быть может, предыдущий опыт научил ее быстро улавливать нюансы?) Но Ду Шаню может прийтись туго без ее помощи в возделывании полей в это засушливое время года; а в свободные минуты она собирала массу данных и записывала важные сведения, присылаемые Странником и Свободой из исследовательской экспедиции по северным лесам.
— Мне в любом случае придется поддерживать связь с тобой.
— Ладно, это разумно, — согласилась Макендел, — но ты разберешься на месте, и никто, кроме тебя, не обладает достаточной квалификацией для принятия решений. Я тебя поддержу. Мы все тебя поддержим.
В Гестии она не командовала, здесь не было командиров, и все-таки само собой сложилось так, что ее голос на советах шести стал решающим. И дело было не только в том, чтобы найти разумный совет. Странник как-то раз заметил: «По-моему, мы, при всей нашей науке и высоких технологиях, в четырех с третью световых веках от Земли, заново открываем старые истины: душу, ауру — зовите это, как пожелаете. Быть может, даже Бога».
— Кроме того, — продолжала Макендел, — у меня забот полон рот.
У нее всегда хватало работы — и своей, и той, что ей приходилось делить с Патульсием, и на благо общины; а уж трехлетний Джозеф доставлял забот вагон и маленькую тележку.
— А еще и мой живот, — раскатисто хохотнула Макендел. Второй ребенок. Беременность была не так уж обременительна, тела окрепли, приспособившись к тяготению Ксеногеи, но осмотрительность была отнюдь не лишней. |