Он лежал на камнях, опутанный водорослями, будто желто-коричневыми веревками. Тучи стремительно мчались по низкому небу, волны со стоном и грохотом обрушивались на камень, все чаще и чаще накрывая собой Ханно. Он вдыхал воду, захлебывался, кашлял и отчаянно пытался наполнить легкие воздухом…
Сознание в этой борьбе почти не участвовало. Холод, боль и сама схватка пребывали как бы вне его, принадлежа окружающему миру, принадлежа шторму. Ханно бездумно регистрировал их, словно пригревшийся у очага постоялец трактира, наблюдающий за пляской огня. Поднимающийся прилив предъявит на него свои права, но его, Ханно, здесь уже не будет. Он будет… Где же? И кем? Этого он не знал. Впрочем, это не играет никакой роли.
Вот и все. Что ж, неплохая кончина для старого моряка. Хотелось бы погрузиться в воспоминания — но память ускользает, а вместе с ней и желания, и сама жизнь. Прощайте же, призраки, прощайте! Доброго вам пути…
Вой ветра и грохот прибоя перекрыл натужный рев двигателей, мелькнула тень, показался силуэт — и Ханно толчком пришел в сознание.
Дурак! — смутно забился в мозгу гнев. Ступай прочь! Ты рискуешь жизнью! Флаер вскидывало на дыбы, болтало, швыряло вверх и вниз, но он всякий раз восстанавливал высоту и не сдавался. Из грузового люка выскользнул линь, пройдя в полуметре над Ханно. Он попытался поднять руку и схватить тросик, но не сумел, и тот пронесся мимо. Еще раз. И еще раз.
Шнур втянулся обратно в люк, затем спустился снова. На сей раз на его конце было стремя, а в стремени — человек.
Ду Шань спрыгнул на риф, мышцы его спружинили, легко погасив силу удара, ступни нащупали опору; он замер, чтобы удержаться на ногах, пока стремительно набежавшая волна омывала ему щиколотки. Левой рукой Ду Шань продолжал удерживать тросик, шаг за шагом продвигаясь вперед, цепко впиваясь подошвами в скалу. Сильнейший среди нас, в замешательстве думал Ханно. А ведь я все это время жил с его женщиной…
Правой рукой Ду Шань подхватил его под мышки, поднял на воздух и крепко прижал к себе. Лебедка флаера начала втягивать тросик, на конце которого болтались они двое, будто язык колокола, провозглашающий свободу по всему миру.
И вот уж они на борту самолета. Свобода подняла флаер, набрав высоту, и повернула в сторону берега. Под ударами ветра обшивка гулко вздрагивала и вибрировала. Ду Шань положил Ханно в проходе и грубовато, но умело осмотрел его.
— По-моему, легкое сотрясение мозга. Ну, может, сломано одно-два ребра. А больше всего он иззяб, то есть эта, гипотермия. Жить будет, — проворчал Ду Шань, закончив осмотр, и приступил к оказанию первой помощи.
К лицу Ханно начал возвращаться нормальный цвет. Свобода начала полого снижать самолет.
— Как вы меня отыскали? — промямлил Ханно.
— Юкико вызвала аллоийцев, — не отворачиваясь от приборной доски, сообщила Свобода. Обзорный экран перед ней был залит струями дождя. — Сами они не могли спуститься в атмосферу, даже их роботы не могут справиться с непогодой. Зато они выслали космошлюпку, прошедшую по низкой орбите. Ее детекторы обнаружили инфракрасную аномалию среди скал. Там-то мы тебя и нашли.
— Вам не следовало рисковать, вы не должны… Она почти отвесно бросила флаер к земле. Громко лязгнув от столкновения с землей, машина замерла. Свобода сбросила удерживающие ее в кресле ремни и преклонила колени возле Ханно.
— Неужели ты думаешь, что мы обойдемся без тебя?! Да разве мы сможем?..
33
День выдался замечательный. В чистом небе сияло желтое солнце, проплывали облака — бело-голубые, будто снеговые горы. Солнечный свет играл бликами на крыльях существ, паривших над головой, и вызолотил реку и море, обратив их в жидкое сияние.
Восемь сидящих за дощатым столом людей одеты были весьма легко. |