За следующую неделю, выехав за пределы Белоранны, Дальвиг и Хак миновали владения трех князей, которые считались независимыми от короля, хотя и платили ему небольшие налоги. Здесь деревни попадались чаще, но выглядели они беднее, чем белораннские. Крестьяне ходили в отрепье, хороших домов не было вовсе, а стоявшие вдоль дорог коровы казались поголовно больными. Леса стали гуще, тесня поля к самым околицам, то и дело с дороги в ложбинах виднелись мертвые кочковатые пустоши болот, окруженные густым приземистым осинником.

Замки князей стояли на высоких холмах, как неумолимые стражи, поставленные надзирать за окрестными деревнями. Все три были маленькими, похожими друг на друга как две капли воды. Низкие стены с угловыми бастионами окружали высокую центральную цитадель, на шпиле которой обязательно полоскался громадный флаг с каким‑нибудь страшным зверем. Серые, грубо вытесанные камни покрылись мхом чуть ли не до самой кромки стен, часовых видно не было, опущенные ворота вросли в землю. Однако рядом с забитыми грязью и сорняками рвами всех трех замков обязательно торчали колья с надетыми на них человечьими головами в разной стадии гниения. Увидев скалившиеся черепа, Дальвиг почел за лучшее объезжать замки стороной – мало ли чего. В деревнях он покупал скудную простую еду, платя за нее самыми мелкими монетами, какие только мог найти. Местный люд, видно, отродясь не видал золотых денег, поэтому после первой неудачной попытки расплатиться золотым Эт Кобос решил не пугать несчастных блеском благородного металла. Пастухи и земледельцы, продавая мясо и крупу, никогда не поднимали взгляда, непрестанно кланялись и говорили смиренным шепотом. В конце концов Дальвиг был рад, что покинул эту унылую страну.

Пришла осень, начавшись месяцем Желтых Листьев. Ночами становилось все холоднее, но Дальвиг редко проводил их под открытым небом рядом с Хаком. Стоило слуге уснуть, Эт Кобос отходил от лагеря на несколько шагов и ждал, когда дудочка Хейлы позовет его из далекой Зэманэххе. Сейчас, когда песчинки в часах Пещеры подарков все еще падали из верхней половинки в нижнюю, Дальвиг еще не мог сам откликаться на зов. Просто, услышав его, он вынимал свою Дудочку и сам вызывал Хейлу. Когда она приходила, любовники разбивали палатку и до самого утра наслаждались друг другом. На прощание Хейла шептала Дальвигу о любви, а тот отвечал ей счастливой улыбкой.

На двенадцатый день пути, когда кроны деревьев пожелтели почти наполовину, а трава почти вся сделалась сухой и серой, у одного из ручьев, несшего мутную из‑за частых дождей воду, дорогу перегородил легкий забор. У открытых ворот стоял добротный дом из толстых кедровых бревен с узкими окнами и крытой медью крышей. Граница Империи Энгоард.

Суровый солдат с морщинами у глаз и вислыми седыми усами приказал Дальвигу спешиться, назвать имя и приготовиться к обыску. С неба капал мелкий дождь, и солдату не терпелось обратно в дом, за стол, есть кашу с мясом вместе с остальными. Дальвиг привычно соврал ему, что везет деньги от короля Германна Одиннадцатого купцам Шатхайпала за новые ковры, поставленные для королевского дворца. Солдат лениво заглянул в сумки и без интереса потыкал пальцем в кучи золотых монет.

– Не мало ли охраны для этакого сокровища? – мрачно пробурчал он, поеживаясь от холода под кольчугой.

– Я поклялся именем Белого Воина, что довезу их в сохранности! Это будет моим подвигом, ведь тарпалусов, на которых раньше рыцари доказывали свою смелость, больше нет! – пафосно воскликнул Дальвиг и постарался прожечь пограничника яростным взглядом фанатика.