Это касается и болезнетворных бактерий. В лесах и степях их не так много... А в жилищах людей, на улицах городов мы буквально дышим взвесью из возбудителей самых страшных болезней. И как-то вот не заболеваем, а если и болеем — не катастрофично.
Мы приспособились к жизни в среде, где в воздухе постоянно присутствуют возбудители опаснейших болезней. К жизни в зловонии. К жизни в среде, где легкие работают на половину своей мощности.
Все, кто не смог приспособиться к жизни в такой среде, — вымерли. И продолжают вымирать, потому что как только исчезают прежние виды загрязнений, тут же появляются новые.
Сейчас появились новые формы загрязнений, которых не было у предков. Жизнь испытывает нас на способность обитать в среде, загрязненной радиоволнами, продуктами атомного распада, излучениями и химией. Люди становятся все менее восприимчивы к этим видам загрязнения (а кто не может приспособиться — вымирает).
За всю историю городов известно: из въехавших в город выживают не все! То есть мало кто умирает или вынужден вернуться назад (хотя есть и такие). Но не все имеют жизнеспособных детей. Данные разные, точно никто не считал. Но по разным сведениям, приспосабливаются к жизни в городах не более 30—50% сельских жителей. Остальных город отбраковывает как не способных приспособиться.
Перспектива одна: все более жесткий отбор.
В одном фантастическом романе искусственные люди прекрасно могут жить при любом уровне загрязнения среды — хоть на помойке. А «естественные» — не могут и постепенно вытесняются в резервации, где специально для них среду поддерживают в привычном для них состоянии. Авось выживут хотя бы в заповедниках...
Юмор юмором, но все обстоит именно так.
Глава 6 . Отбор на образ жизни
Если мы не устремимся к более высоким пристрастиям, то нас одолеют более низкие.
Мортимер Адлер
...И последней считают
Любую войну.
Макаревич
Деревни и города
Всю историю человечества отбраковываются те, кто не может жить по новым правилам. Стоило появиться крестьянскому хозяйству, как выясняется: не все могут жить оседло, работать регулярно и жить земледелием.
Судьба «клинических охотников» в обществе крестьян печальна. Жить «как все» им не хочется, вечно они сбегают от крестьянского труда на реку или в лес, что-то добыть полузабытым древним способом. Но прокормиться охотой и рыбной ловлей они могут разве что еле-еле, потому что дикая природа уже оскудела. Это когда-то рыбу вычерпывали возами, а лосей было больше, чем коров.
Семей у этих людей нет или это семьи с немногочисленными голодными ребятишками. Соседи их не уважают, родственники требуют прекратить вечные походы за никому не нужной добычей... Печальная судьба пережитков.
Так же печальна судьба клинических крестьян в индустриальном обществе. Они хотели бы жить так, как в деревне: самим определяя, когда работать, а когда отдыхать. Жить в природном ритме, в единении с природой, неторопливо и спокойно.
А в городе ритм жизни никак с природой не связан. И никакие природные причины ничего делать не заставляют. Сельский житель хочешь — не хочешь, а будет весной сеять, осенью убирать урожай. Куда он денется?!
А горожанин может работать в любую погоду.
Ремесленники, которые работали каждый у себя дома, в хороший день могли сделать сами себе выходной: пойти погулять, поудить рыбу с сыном... А в дождливый день наверстать.
Но вот появились огромные заводы и фабрики... Шесть, даже пять часов утра... У-ууу-уууу!!!! — Это воет фабричный гудок. Человек является в определенное время (и независимо от погоды!), работает, приспосабливаясь к темпу работы механизма. |