Наступил день, когда он смог говорить о Саре, ничем не выдавая затаенной печали. Он вспоминал о ней с благодарностью.
— Те три рода любви, которые я уже узнал, — говорил Иисус матери, — должны теперь научить меня другой любви. Я имею в виду любовь ко всем Божьим созданиям — к друзьям и врагам в равной мере. Мне кажется, больше всего мне дала любовь мужа к жене. Ибо, хотя любовь родителей — это, можно сказать, основа основ, именно любовь мужа к жене учит человека владеть собой. Человек удерживает себя от ругани и склок, привыкает воздерживаться от резких негодующих слов, учится быть благодарным за доставленное удовольствие, за общение. Человек волен не любить, несмотря на брачный обет, и все же предпочитает любовь. Я должен учить любви, разумея под ней добровольный и сознательный выбор, единственное оружие против зла. Думаю, я должен начать готовить себя к этому.
— Значит, ты покидаешь меня, — сказала Мария. — Но что ты собираешься делать с мастерской?
— Ах да, мастерская. Сегодня ко мне приходил один молодой человек, который ищет работу. Его зовут Ефраим. Он говорит, что приехал из Газы. Не Самсон, конечно, но достаточно крепкий парень — прежде дробил камни на строительстве дорог. Он немного занимался плотницким делом и знаком с инструментом. Ему около двадцати, и мне кажется, он человек честный. Он претендует на дальнее родство с пекарем Иофамом, но тот говорит, что родственников, которые являются за даровым хлебом, у него предостаточно и еще один такой ему не нужен. Тем не менее этот Ефраим поселился у Иофама. Иофам — праведный человек, один из избранников Божьих.
— Неужели? Ты так считаешь?
— О, да. Своим речам Иофам придает чрезвычайную язвительность. Но его желчь следует рассматривать как своего рода мед. Под показной грубостью скрыто золото. Он настолько мягкий, что ему приходится глубоко прятать свою истинную сущность. Так же в свою раковину прячется улитка. Я поработаю с этим его дальним родственником следующие полгода или около того и посмотрю, как он будет справляться с делом. Внешность у Ефраима располагающая, заказчикам он понравится. Впрочем, это означает, мама, что тебе самой придется стать плотником — в номинальном смысле. Я имею в виду счета, расходование денег и прочее.
При этих словах Мария вздохнула:
— Я вот думаю, уж не выйти ли снова замуж, да не вижу никого, кто бы мне пришелся по душе.
— Посмотрим, как у нас пойдут дела. Весьма удобное учение — не слишком заботиться о будущем и довольствоваться тем, что послал день. Но обещаю тебе, что голодать ты не будешь.
— Ты говоришь, полгода. Значит, ты думаешь о будущем. Оно беспокоит тебя?
Сын оставил ее вопрос без ответа.
— Мой двоюродный брат Иоанн уже начал свою работу, — сказал Иисус. — Как он выразился — уготовление стези.
Теперь пришло время сказать несколько слов о самом Иоанне, уготовителе стези. Он стал высоким и сильным, как Иисус, и ум его был полон сухих книжных знаний, которые он оживлял, применяя их в беседах и спорах. Однако вскоре стало очевидным, что на должность священника он не подходит, если принять во внимание тогдашние представления об облике священника, о том, что входило в круг его обязанностей и что этот круг ограничивало. Ритуалы и все внешние стороны религии раздражали Иоанна, и у него не было времени вникать в тонкости разногласий между фарисеями и саддукеями. Он жил один в доме, который сначала принадлежал его отцу, а после смерти отца — матери. Ел мало, вовсе не пил вина и много молился, прося Бога указать ему путь. Когда однажды на него сошел Божественный свет, он, по понятиям того времени, давно уже был зрелым человеком. Как-то во сне Иоанн увидел себя таким, каким ему следовало стать, — лишенным дома и имущества, даже одежды, подобающей жителю города; лишенным знаний, положения. |