Изменить размер шрифта - +
Вокруг рта залегли морщины. Он всегда очень сердился, когда кто-нибудь из постояльцев заговаривал с ним. Коротышка был один, когда Паркер спустился из номера. Поставив кейс на стол, Паркер обратился к хозяину:

— Хотите заработать полтысячи?

Тот сердито глянул на гостя и громко взвизгнул:

— Убирайся к черту!

Паркер, не торопясь, закурил и бросил непотушенную спичку на прилавок. Хозяин испуганно вскрикнул и сбросил горящую спичку.

— В один из ближайших дней кто-нибудь продырявит вам башку, — спокойно произнес Паркер.

— Тебе было сказано: проваливай отсюда! Ты кто такой, чтобы выставлять мне условия?

— Полтысячи. И расписку могу дать, — сказал Паркер. Толстяк поднялся, бросил взгляд на телефон на стене, потом посмотрел на пришельца.

— Хочешь втянуть меня в преступление? Я в таких делах не участвую.

Паркер открыл кейс.

— Видишь? Пять тысяч. И деньги чистые. Хотел бы их припрятать куда-нибудь в безопасное место. Если попридержишь их для меня, получишь хорошее вознаграждение.

— Пять сотен? Подумаешь, сумма! Что с ними сделаешь? Мне нужно побольше. А из-за такой мелочи можно испортить всю остальную жизнь себе, — проговорил презрительно хозяин.

— Так возьмешь полтысячи?

— Ладно. Но если появится полиция, я им сразу же отдам ваши деньги. Не садиться же в тюрьму из-за пяти сотен. Пять тысяч — это было бы другое дело.

— Я сказал тебе: деньги чистые. Толстяк посмотрел на банкноты.

— Сколько времени держать их? Паркер пожал плечами.

— Может, неделю, а может — год.

— А если меня обворуют? Гость растянул губы в улыбке:

— Вот уж не думаю...

— Не знаю прямо, что и делать. А почему бы не положить их в банк? — спросил хозяин.

— Не люблю банки. Толстяк со вздохом кивнул.

— Ладно, давай расписку.

Паркер снова полез в кейс, отсчитал 500 долларов и положил их на стол. Потом передал кейс хозяину.

— Как-нибудь вернусь за ним.

Он вернулся в номер, взял чемодан, погрузил его в “форд” и отбыл.

Далеко за полночь он прибыл в Нью-Джерси. Дальше путь его лежал в Ньюарк. По дороге он сделал две остановки. Первую — для того, чтобы с помощью отвертки снять номера Нью-Джерси с какого-то старого “доджа”. Вторую, чтобы острой бритвой отлепить штрафную наклейку с ветрового стекла с чьей-то машины, припаркованной на безлюдной улице. Потом он вернулся к “форду” и двинулся в Ньюарк. Он менял на машине наклейки городов, номера, раскатывал по разным дорогам то на юг, то на север, и, наконец, остановился в мотеле в Линдене. Там, выпросив у хозяйки гуммиарабик, он заклеил штрафную наклейку на своем “форде” и отправился спать.

 

 

Паркер продолжал издать каждую из официанток.

Цветущая блондинка вполне могла бы продаться за деньги, но если бы это была Алма, она предложила бы Скиму какой-нибудь более сложный план. Изъеденная жизнью особа не стала бы связываться со Скимом: он слишком напоминал бы ей бывшего супруга. А вот барменша-“немка”, наверное, и есть Алма. Алма прошла мимо него, в белой шуршащей блузке и переднике из нейлона, подошла к столику и поставила три чашки с кофе. Паркер следил за ней, нахмурившись, стараясь не обнаруживать пристального внимания. Ей было около тридцати, коротко стриженные светло-каштановые волосы образовывали венчик вокруг головы. Глаза с мрачной злобой устремлены на мир. Мощная фигура, с широкими бедрами, полной грудью и толстыми ногами — все крепкое, основательное. Двойной подбородок, толстый нос... и неожиданно красивый рот, который, впрочем, терял всякую прелесть из-за общей нескладности женщины.

Быстрый переход