– Друг мой, – сказал он, – хочу, чтобы ты пошел со мной, потому что доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было. Дорога займет у нас почти весь день, а к главному мы приступим, только когда стемнеет. Поэтому в пути мы все подробно обсудим. Я хочу, чтобы мы были вместе; ибо думаю, что настал мой час.

Друзья сели на собственные мотоциклы и первую половину дня под неумолкающий грохот катили вдоль побережья на восток. Но когда, миновав Кентербери, они оказались среди равнин восточного Кента, Фишер остановился перед небольшим опрятным пабом у сонного ручья, и чуть ли не впервые друзья смогли поесть, выпить и поговорить.

Стоял чудесный день; позади в роще пели птицы, скамейка и столик купались в лучах солнца, но ярко освещенное лицо Фишера было мрачно, как никогда.

– Прежде чем мы двинемся дальше, – сказал он, – ты должен кое-что узнать. Нам и прежде случалось сталкиваться с загадочными явлениями и постигать их суть, поэтому будет справедливо, если я дам тебе возможность разобраться во всем и на сей раз. Но разговор о смерти моего дяди я начну с другой стороны клубка, который пытался распутать наш старый детектив. Вскоре я раскрою перед тобой цепь умозаключений, если ты пожелаешь слушать; но я обрел истину не этим путем. Сперва я расскажу тебе, как все произошло, ибо я знал правду с самого начала. В других случаях я двигался к истине извне, но на сей раз я был внутри событий. Я сам являлся их эпицентром и детонатором.

В его тяжелых веках и серьезных серых глазах было нечто, поразившее Марча до глубины души, и он воскликнул в крайнем смятении: «Я не понимаю!», как восклицают люди, напуганные собственной догадкой. Наступившую тишину нарушал только веселый щебет птиц. Наконец Хорн Фишер негромко сказал:

– Я и есть убийца. И если ты очень хочешь знать, именно я выкрал государственные документы.

– Фишер! – воскликнул его друг сдавленным голосом.

– Позволь рассказать тебе все как есть, прежде чем мы расстанемся, – продолжал тот. – И позволь мне, ясности ради, изложить факты так, как мы, бывало, делали, обсуждая наши старые проблемы. Сейчас всех озадачивают две детали, не так ли? Первая – каким образом убийца сумел снять пиджак с трупа, когда того уже пригвоздили к земле каменным истуканом? Вторая, менее существенная и не столь загадочная, сводится к тому, что на кончике клинка, которым перерезали горло, совсем мало крови, хотя следовало бы ожидать, что она запачкает все лезвие. Ну, с первым вопросом дело обстоит совсем просто. Хорн Хевитт снял пиджак прежде, чем был убит. Можно даже сказать, что он снял пиджак, чтобы его убили.

– И это, по-твоему, объяснение! – воскликнул Марч. – В твоих словах еще меньше смысла, чем в самих фактах.

– Что ж, перейдем к фактам, – невозмутимо продолжал Фишер. – Лезвие найденного клинка не запачкано кровью Хевитта, потому что Хевитт убит не им.

– Но доктор, – воскликнул Марч, – ясно сказал, что рана нанесена этим клинком.

– Извини, – отвечал Фишер, – он не утверждал, что именно этим. Он сказал, что она возникла после удара ПОДОБНЫМ клинком.

– Но ведь это клинок редкой, даже исключительной формы, – не соглашался Марч, – совпадение слишком невероятно.