– В общем, мы тут кое на кого думаем. Надо к ним пойти и поговорить. Они вернут.

– Давай пойдём.

– Подожди, тебе ходить не надо. Ты – человек в кишлаке пришлый, тебя не послушают. Пойду я с Ниазом. А ты пока подожди и шума не подымай. Нашумишь, хуже будет – не вернут. Делай вид, будто ни о чём не знаешь. Твоё дело, чтобы хлеб был в амбаре, а как он туда попадёт, – тебя не касается.

– Ну, иди, старик, – сказал уже мягко Давляг. – Выручай. Меня посадят, и вам плохо будет. Ты на меня не сердись, что я тебя немножко того… Сам понимаешь…

Ночью Шохобдин вернулся с обхода и устало опустился на палас.

– Ну, как? Вернули? – кинулся к нему Давлят.

– Вернули. Сорок мешков.

– Как сорок? Это ведь даже не половина?

– Нет, это как раз половина.

– А что мне от этого, легче?

– Лучше половина, чем ничего.

– Ты, старик, дураком не прикидывайся! Где остальной хлеб?

– Скажи спасибо, что столько собрали. Весь день на ногах намаялись. У меня язык распух от уговоров.

– Я тебя спрашиваю, где остальной хлеб?

– А я откуда знаю? Больше, говорят, не брали.

– Что ж ты, старик, меня погубить хочешь?

– Без меня и без Ниаза тебе бы и этих сорока мешков не вернуть, а ты, вместо того, чтобы поблагодарить, ещё недоволен.

– Мне что половину сдавать, что ничего. Завтра поеду в район и доложу обо всём. Приедут с милицией, не бойся, разыщут всё, до одного зёрнышка.

– Ничего не разыщут. Если я с Ниазом не нашёл, никто не найдёт. Мы тут каждую дыру знаем. Уедут ни с чем. А тебя заберут. Спросят: где был председатель, когда хлеб колхозный расхищали? Что им скажешь?

– Сдам половину, всё равно заберут – и меня, и Ису, и ещё кое-кого. Что я им скажу? Куда остальной хлеб девался? Знают, что урожай был хороший.

– Разные несчастия бывают. Мало ли злых людей на свете? В прошлом году в колхозе «Гулистан» злые люди облили бензином весь хлеб и подожгли. Все сгорело.

– У нас ничего не горело. Все знают.

– Не горело, может ещё загореться.

– Что-о?

– Говорю, всегда так бывает: не горит, не горит, а потом вдруг загорается. Всё во власти всевышнего.

– Ты меня что, на поджог уговариваешь?

– Боже упаси! Кто это сказал? Я только говорю: раз всё равно хлебу пропадать и тебе отчитываться в расхищении, – лучше бы уж было, если б хлеб сгорел. Тогда ни председатель не виноват, ни кладовщик не виноват. Несчастье в каждом колхозе может случиться.

– Что ты мне сказки рассказываешь!

– Вот, скажем, перетащили мы сегодня с Ниазом в амбар сорок мешков, а они возьми да ночью загорись. Если заметить огонь вовремя, мешков тридцать всегда можно спасти. А кто бы тогда мог знать, сколько сгорело: был ли в амбаре весь хлеб, или не весь? Никто бы не мог знать. Район был бы рад, что хоть столько спасли. Разве человек застрахован от пожара? Сдали б мы по осени хлопок, полную норму, и не было бы на наш колхоз никакого поклёпа.

– Ты меня, старик, не накручивай! Я поджигать не пойду!

– Разве я тебя посылаю поджигать? Так просто говорю… И забот бы не было никаких, и район был бы доволен. Правду говорю?

– Может быть. Только хлеб сам не загорается.

– Почему сам? Злые люди всегда найдутся… Ну, я устал, пойду спать. Если что, ты не спи: время такое – завтра хлеб в район везти надо. А потом, случится что-нибудь, кто в ответе? Председатель.