– Ни шиша! – подтвердил Солиман, в свою очередь устраиваясь рядом с Камиллой.

В фургоне становилось невыносимо жарко. Со стоек был снят весь брезент, и иногда чувствовалось легкое дуновение ветра. Солиман смотрел, как прядки волос на шее Камиллы чуть заметно поднимаются и опускаются, словно дышат.

– А что‑то наверняка было. Например, то, о чем говорил Мишле, – задумчиво проговорил Солиман.

– Мишле – грубиян, – презрительно заметил Полуночник. – Он был невежлив с девушкой.

Старик достал кисет, отсыпал табаку на три папиросы. Несколько раз лизнул листок бумаги, свернул, склеил, протянул готовую самокрутку Камилле. Девушка закурила, вспомнив о Лоуренсе.

– Ну, то, что Мишле говорил о благочестии Массара, о свечах, – продолжал Солиман. – Вероятно, Массар вообще не может обходиться без церкви и свечек, когда кого‑то убивает. Вероятно, он где‑нибудь неподалеку тоже поставил свечки во искупление греха.

– А как ты узнаешь, что это именно его свечки?

– Мишле же сказал: он расставляет их в форме буквы «М», по пять штук.

– Ты собираешься заезжать во все церкви по дороге?

– Так мы сможем определить его местонахождение. Вряд ли он далеко ушел. Самое большее километров на десять‑пятнадцать.

Камилла затянулась сигаретой и задумалась, сложив руки на коленях и не отвечая ему.

– Лично я считаю, что он уже далеко отсюда, – сказала она, помолчав. – Думаю, это он убил пенсионера из Сотрэ.

– Господи, разве мало на свете сумасшедших? – воскликнул Солиман. – А что, по‑твоему, он собирался сделать с этим пенсионером?

– То же, что сделал с Сюзанной.

– Сюзанна его раскусила, и он заманил ее в ловушку. С чего ты взяла, что какой‑то пенсионер из департамента Изер распознал в нем оборотня?

– Он мог застать его на месте преступления.

– Этот вампир убивает только самок, – пробурчал Полуночник. – Массар не обратил бы внимания на старика. Ни в коем случае, девушка, ни в коем случае.

– Да. Лоуренс тоже так говорит.

– Значит, решено. Осмотрим церкви.

– Лично я отправляюсь в Сотрэ, – заявила Камилла, раздавив окурок на черном полу фургона.

– Ну ты даешь! – растерянно протянул Солиман.

Камилла подняла окурок и выбросила его наружу.

– В Сотрэ мы не поедем! – попытался восстановить порядок Солиман.

– Мы туда едем, потому что машину веду я. В два часа я слушала новости. Серно убили очень странно: ему неведомо чем перерезали горло. Или перегрызли. Они там рассуждали о какой‑то бродячей собаке. Просто пока еще не связали это дело с тем, что творится в Меркантуре.

– Это многое меняет, – прошептал Полуночник.

– В котором часу это случилось? – спросил Солиман, поднимаясь. – Это не могло произойти раньше трех часов. Здесь, если верить ветеринару, овцы были убиты в два часа ночи.

– Они не уточняли.

– А тот, убитый, что он делал на улице ночью?

– Поедем, расспросим на месте, – сказала Камилла.

XXII

Чтобы добраться до Сотрэ, Камилле пришлось вновь гнать грузовик в гору, к другому перевалу. Но дорога оказалась не такой трудной, более широкой, ровной, с более плавными поворотами. Здесь начинались совсем другие горы, не похожие на горы Прованса; недоезжая десяти километров до перевала Круа‑От, грузовик попал в полосу холодного, густого, как молоко, тумана. Солиман и Полуночник попали в чужие края и теперь озирались с любопытством и настороженностью.