– Андрей Андреевич, вот и вы! Добрый вечер!

– Добрый вечер, Киронька.

– У вас лицо усталое и озабоченное. Разувайтесь, вот шлепки… Что‑нибудь случилось? Может, у вас дела и вам не до меня сегодня? Так вы скажите!

– Что вы, Киронька, все в полном порядке.

– Да вы разве признаетесь! Я уже ни одному вашему слову не верю! Все в порядке, все в порядке – а сами отработаете со мной и, наверное, бегом в больницу, куда, может, ночью жену с приступом увезли. А я сиди, как дура, с вами два часа и не знай, можно смеяться или нет.

– Разумеется, можно.

– Не знаю, не знаю… Бабу, Андрей Андреевич, не обманешь, баба – она сердцем видит! Вы со мной как с чужой, честное слово!

– Кокетка вы, Кира.

– Я? Я? Да побойтесь Бога! Да я сама простота!

– Ну, тогда сбацайте «Мурку».

– Да сбацала я вашу «Мурку»… Все, что вы задали, расщелкала, Фихтенгольца от сих до сих превзошла… Хотите – требуйте вдоль, хотите – поперек… Хотите – задом наперед. Все могу в любой позиции.

Вот так она с ним. Что прикажете думать? Может, молодежь теперь вообще этаким манером всегда разговаривает и, наоборот, считает полным и круглым дураком того, кто воспринимает текст осмысленно? Ну, как если бы я, услышав «Здрасьте, я ваша тетя!», начал всерьез размышлять о том, что у меня‑де никогда не было такой тети, или, по крайней мере, я никогда не знал, что у меня есть такая тетя, и как же это моя тетя так хорошо сохранилась… Симагин засмеялся только.

Они прогулялись по квартире – не как по Эрмитажу, конечно, но на одно из крыльев какого‑нибудь Монплезира обиталище уже вполне тянуло; уселись к теннисных размеров овальному столу возле широкого окна, выходящего прямо на тускло мерцающее оранжевыми и розовыми отсветами просторное зеркало Невы. За Невой царственно клубился сумеречный Летний сад. Доставая и раскрывая тетрадку и какие‑то свои вспомогательные, промежуточные бумажки – Симагин всегда требовал все материалы до последнего листочка, чтобы прослеживать, как он говорил, этапы восхождения к истине, – Кира неловко сказала:

– Андрей Андреевич, вы извините, но я вас еще огорчу.

– Что такое? – удивился Симагин. – Меня пока еще никто не огорчил.

– Ну… тогда я буду первая. Мне же хуже. Понимаете, у нас ведь сегодня день выплаты, да?

– Да вроде… – ответил Симагин. Он и забыл об этом.

– Не вроде, а точно. Четвертое занятие после того, как я с вами последний раз расплачивалась. Я прекрасно знаю… вы не думайте, пожалуйста, – у нее даже голос задрожал, – что я буржуйка и мыслю на уровне французской королевы, дескать, если уж у народа и впрямь нет хлеба, то почему он не ест сладкие булочки…

– Да вы о чем, Кира?

Не поднимая глаз, она упрямо продолжала:

– И я прекрасно знаю, как у таких замечательных людей, как вы, всегда трудно с деньгами. Может, вам хлеба купить не на что. А у нас по сравнению с вами как бы куры не клюют. И вот сегодня, – совсем напряженным, без интонаций голосом закончила она, – я не смогу вам заплатить.