Питер достал из кармана ключ и отпер дверь. Свои ключи имели все преподаватели, докторанты и аспиранты, работающие здесь, раздобыть их не составляло труда. Но сама дверь служила своего рода препятствием. За ней конструкция здания менялась, становилась тяжелее и прочнее. Стены здесь были толще, а сразу за дверью из левой стороны коридора вырастала перегородка, перекрывающая две третьих прохода. Примерно через полтора метра такая же стена вырастала с правой стороны. Старая добрая радиационная безопасность. Случись внутри какая-нибудь авария, радиация не сможет попасть прямо к двери и затем наружу. Сама конструкция и ее вид напоминали о противорадиационных бункерах и время от времени пробуждали в Питере детские воспоминания о том, как они прятались в школе под партами, прикрыв голову руками во время учений о действиях в случае объявления ядерной войны. Как там называлась эта старая песня? «Пригнись и накройся»? «Много пользы она бы нам принесла на нулевой отметке», – подумал он, пробираясь мимо перегородки.
Питер направился в сторону аудиторий и лаборатории. В помещении стояла гробовая тишина, но она царила здесь даже в разгар занятий. Здешнему оборудованию не требовалось присутствия тяжелых кондиционеров, у большинства машин практически не имелось движущихся частей. Но это место, такое чистое, светлое и яркое, само по себе несло легкий оттенок угрозы, молчаливой силы, которую одни применяли в благих целях, другие в менее благих и которая спокойно ждала, в каком направлении качнется маятник.
Питер подошел к двери в самом конце коридора. Она тоже оказалась заперта. И, как и внешняя дверь, открылась с помощью того же ключа.
Питер просунул голову в образовавшийся проем. Как он и надеялся, внутри горел свет, отражавшийся в больших запертых шкафах и массивных молчаливых машинах.
– Есть кто? – поинтересовался он.
– Привет! – раздался из противоположного конца комнаты знакомый женский голос. – Кто здесь?
– Питер Паркер.
– Боже правый, блуждающий мальчик вернулся! – практически пропел все тот же голос. Из-за разделяющей комнату перегородки выглянуло жизнерадостное женское лицо, обрамленное длинными светлыми волосами, туго стянутыми в хвостик на затылке.
– Дон! – воскликнул Питер. – Как поживаешь?
– Не так уж и плохо, – ответила Дон, – вот, наверстываю работу… – Она сделала непривычное для себя ударение на последнем слове и плутовато улыбнулась ему.
Питер надеялся, что Дон МакКартер – нет, теперь ее звали Дон Лакс, он все время забывал, что девушка вышла замуж, хотя с ее свадьбы прошло уже больше года, – все еще будет тут, работая над диссертацией. Она писала докторскую на кафедре ядерной физики и обладала одним из самых быстрых и ярких умов, что он когда-либо встречал. Дон с легкостью могла за секунду переключиться с заученного разговора о физике суперколлайдеров на «гу-гу-гу» со своей новорожденной дочерью. К слову о дочери, ведь он только сейчас заметил малютку. Девочка сидела в переноске на полу и размахивала бело-розовой жевательной игрушкой, время от времени хорошенько ее обсасывая.
– Смотрю, на этот раз ты застряла тут с ребенком, – заметил он.
– Рон глубоко погрузился в свой «работаю-за-компом» режим. Малышка может упасть замертво перед самым его носом, а он даже не заметит. Поскольку я тут полирую диссертацию, я подумала, что пару недель смогу брать ее с собой. Ты же знаешь, мы не можем позволить себе сиделку на наши стипендии. Как там ЭмДжей? Чем занята в эти дни?
– Прекрасно. Ходит на прослушивания.
– Что привело тебя сюда? – поинтересовалась Дон. – Не думала увидеть тебя здесь до осени. |