– Дверь между кухней и комнатой была закрыта?

– Да, и тот парень, Кеннет, тоже уснул. Мадлен принялась его тормошить. Я щелкнула зажигалкой, посмотрела, сколько времени, и увидела, что была с ним в кухне больше часа.

Гюнвальд Ларссон кивнул.

– Я ужасно себя чувствовала, но все же встала и пошла в комнату. Макс схватил меня, повалил на пол и сказал:

– Ну, так что же он сказал?

– Сейчас мы с тобой займемся делом, сказал он. Эта рыжая сучка ни на что не способна. А потом…

– Да, я слушаю.

–А потом я больше ничего не помню, кроме того, что раздался хлопок, похожий на выстрел, в комнате сразу стало полно дыма и огня. А потом появился ты… О Боже, это было ужасно.

– И тебе ничего не показалось странным?

– Только то, что я уснула. Обычно со мной такого не бывает. Я имела дело со многими настоящими ценителями, и они говорят, что я отлично знаю свое ремесло. И к тому же очень привлекательна.

Гюнвальд Ларссон кивнул и спрятал листочки бумаги. Он долго разглядывал девушку и, наконец, сказал:

– По‑моему, ты довольно уродлива. У тебя обвисшие груди и мешки под глазами, ты выглядишь больной и жалкой. Через несколько лет ты опустишься, превратишься в жалкую развалину и станешь выглядеть так ужасно, что к тебе будет даже страшно прикоснуться. До свидания.

На лестнице он остановился и вернулся в квартиру. Девушка сняла халат и щупала у себя под мышками. Она хихикнула и сказала:

– В больнице у меня отросла щетина. Ты передумал?

– Я подумал, что тебе стоит купить билет в Смоланд, поехать домой и найти себе нормальную работу, – сказал он.

– Там вообще нет никакой работы, – ответила она.

Он захлопнул дверь за собой с такой силой, что она едва не соскочила с петель.

Гюнвальд Ларссон постоял несколько минут на Гётгатан. Что же он выяснил? То, что газ из квартиры Мальма просачивался в кухню верхней квартиры, вероятнее всего, вдоль водопроводных и канализационных труб. То, что концентрации газа хватило, чтобы люди наверху уснули, однако, она оказалась недостаточной, чтобы газ взорвался, когда Карин София Петерсен щелкнула своей зажигалкой.

Что это означало? В общем‑то, ничего; во всяком случае, настроение у него не улучшилось.

Он чувствовал себя уставшим и нездоровым. Ему казалось, что после допроса девушки в ее мрачной комнате у него полный упадок сил. Он прямиком направился в турецкие бани и провел там три безмятежных часа.

В понедельник днем у Мартина Бека состоялся телефонный разговор, о котором никто в отделе не должен был знать. Он дождался, когда Колльберг и Скакке вышли, набрал номер Института судебной экспертизы и попросил к телефону человека по фамилии Хелм, которого считали одним из наиболее опытных криминалистов в мире.

– Ты осматривал труп Мальма как до вскрытия, так и после него?

– Естественно, – сердито ответил Хелм.

– Как по‑твоему, в нем было что‑нибудь необычное?

– В общем‑то нет. Разве только то, что труп слишком сильно обгорел. Я имею в виду, со всех сторон. Даже сзади, хотя он лежал на спине.

Хелм сделал паузу и задумчиво добавил:

– Матрац, естественно, тоже сгорел.

– Да, понятно, – сказал Мартин Бек.

– Не понимаю я вас, парни, – в недоумении сказал Хелм. – Разве это дело не закрыто? Зачем же…

В этот момент Колльберг открыл дверь и Мартину Беку пришлось поспешно закончить разговор.

XII

Во вторник, девятнадцатого числа, Гюнвальд Ларссон был близок к тому, чтобы все бросить.