Он бурно жестикулировал и тыкал толстым пальцем в грудь собеседнику. Я решил, что это полицейский, старший по званию на месте преступления. Как же я удивился, обнаружив, что он не в полицейской форме, а в форме железнодорожного кондуктора! Судя по внешности, он был смешанных кровей, а человек, которого он так увлеченно распекал, оказался сержантом полиции, индийцем. Оба они встретили нас с нескрываемым облегчением.
– Полицейские-англичане! – воскликнул кондуктор. – Может быть, мы хоть теперь сдвинемся с места!
Я оставил его слова без ответа и обратился к сержанту, который, казалось, был слеплен из того же теста, что и Банерджи, – в очках, худенький и почти такой же унылый на вид.
– Что здесь произошло? – спросил я.
Не успел индиец ответить, как вмешался кондуктор:
– Если вы хотите знать, что произошло, то спрашивать нужно меня, потому что я старший по званию железнодорожный служащий, а еще потому что я, собственно, был здесь, когда все это случилось.
Я вздохнул. Мне никогда не нравилось иметь дело с госслужащими на мелких должностях. Все они, как правило, отличались непомерно раздутым самомнением, а те, кто носил фуражки с козырьком, были хуже прочих.
– А вы кто?
– Перкинс, сэр. Альберт Перкинс, – ответил он, выпячивая грудь и вытягиваясь передо мной в полный рост, пять с половиной футов плюс фуражка. – Начальник охраны на этом поезде.
– В таком случае, мистер Перкинс, расскажите нам, что произошло. С самого начала.
– Что ж, – согласился Перкинс, – если вам угодно с начала, то с него я и начну. По расписанию мы должны были отправиться с вокзала Сеалда прошлой ночью в час тридцать, но поезд задержали примерно на полтора часа, поэтому, когда мы наконец тронулись, было уже больше трех. Первый час дороги или около того все шло как обычно. Потом, когда мы были на этом месте, кто-то дернул за сигнальный шнур. Конечно же, машинист тут же остановил состав. Я пошел по вагонам, чтобы выяснить, что случилось. Прямо вам скажу: нечасто такое бывает, чтобы кто-то дергал за шнур в ночном поезде. Проблемы начались, когда я добрался до пассажирского вагона второго класса. Вдруг встали какие-то два индийца – такие, приличного вида, в костюмах. Один нацелил мне в голову пистолет и приказал лечь лицом в пол. Само собой, я послушался. Некоторые пассажиры запаниковали, но один из этих двоих крикнул что-то на бенгали и заставил их замолчать. Мне с пола почти ничего не было видно, но я уверен, что второй из них тогда ушел из вагона. Где-то через минуту я услышал голоса снизу, с путей, – местные, и довольно много, так я понял по звуку. Там, снаружи, творилась какая-то суета. Я думал, что они пойдут по купе, грабя пассажиров, но нет, не пошли. Даже в вагон первого класса. Машинист говорит, они просто поставили по человеку в каждый вагон и двоих – вперед, в локомотив, а остальные двинулись сюда, в хвост поезда.
– И что было дальше?
Перкинс пожал плечами:
– Точно не знаю. Этот негодяй держал меня на полу. И все время я слышал крики со стороны хвоста. Наконец – похоже, было почти пять – раздался крик, и декойт, державший меня на мушке, вдруг ушел. Я думал, он вернется с группой своих дружков, но ничего такого не случилось. Он будто растворился – и он, и все остальные.
– И что вы сделали тогда?
– Я ничего не делал, пока машинист с помощником не пришли меня искать. Откуда мне было знать, что эти негодяи исчезли? А потом я вышел из вагона с Эвансом – это машинист. Знаете, настоящий англичанин. Говорит, из самого Лондона. |