— Подожди-ка, первый телефонный звонок был до или после получения письма?

Я задумался.

— До.

— Ты уверен?

— Уверен!

— Хорошо. Значит, звонивший хотел удостовериться, что Люсьенн получила пневматичку. И он перезвонил позже, чтобы проверить, следует ли она директивам своего… мужа, скажем так. Да только во второй раз ответил ты, и мужской голос чертовски взволновал его. До такой степени, что он был вынужден позвонить и в третий раз.

— В конце концов, — пробормотал я, — может быть, в третий раз это был не он, ведь я выдернул штепсель телефона из розетки.

— Не имеет значения.

Стоя у круглого окна, Салли смотрела, как дождь молотит по тротуару.

— Выключи свет! — внезапно приказала она, отступая в сторону и прижимаясь к стене.

— Зачем?

— Хочу кое-что рассмотреть.

Я погасил свет. Комната погрузилась в темноту. Только слабо светилось окно. Сквозь тюлевые занавески были видны длинные штрихи дождя. Салли приподняла край занавески и глянула вниз, на бульвар, омываемый дождем. Редкие фонари освещали его блеклым светом.

— Что ты делаешь?

Я подошел к жене. На меня пахнуло теплом ее тела, и это было как самая восхитительная ласка. Я любил ее духи, простые и чарующие одновременно. Салли никогда не пользовалась парижскими духами. Бес противоречия заставлял ее привозить духи из Америки. Они пахли лесом. А Салли была уроженкой Миссури. Когда мы жили в Штатах, мы проводили все отпуска в ее семье, часто бродили по лесистым холмам. Их вершины волнами катились в бесконечность. Странно, как вспоминается прошлое в самые напряженные моменты.

— Ты что-то увидела, Салли?

— Может быть. Нет, не двигайся! Только что внизу остановилось такси.

— Знаешь, в этом нет ничего удивительного.

— Ты не прав: из него никто не вышел. А стоит оно прямо напротив дома.

— Дай-ка я гляну!

— Осторожно! Не трогай занавеску.

Она нагнулась, и я взглянул на улицу поверх ее головы. На дороге стояла большая машина, счетчик внутри голубовато светился, пассажиров нельзя было разглядеть.

— Понимаешь, Вилли, такси остановилось напротив, чтобы был виден весь дом.

— О'кей, я сейчас спущусь!

Отходя от окна, я устроил маленькую катастрофу: крючок на кителе, державший ремень, зацепился за занавеску и вырвал большой кусок материи.

— Какой же ты неловкий! — огорчилась Салли.

Отцепившись от занавески, я бросился к двери.

— Поторопись! Такси отъезжает! — крикнула Салли мне вдогонку.

Сбежав по лестнице с рекордной скоростью, я устремился к входной двери. Однако я забыл нажать кнопку-«собачку», замешкался, и, когда, наконец, оказался на улице, такси исчезло.

Я поднял голову. Салли открыла окно и прокричала:

— Оно поехало в сторону Сены и свернуло направо!

Ради очистки совести я объехал весь квартал, но такси не нашел. Наверное, оно рвануло на проспект Нейи, чтобы затеряться среди других машин.

Удрученный, я стоял перед Салли в гостиной, сверкающей дорогими флакончиками в шкафах. Салли тоже была огорчена, но все же улыбалась мне, как улыбаются набедокурившим сорванцам.

— Слишком поздно, да?

— Увы!

— Во всяком случае, это доказывает, что я была права. Такси отъехало именно в тот момент, когда ты порвал занавеску.

Обняв Салли за плечи, я поцеловал ее.

— Пока ты гонялся за такси, Вилли, — сказала она — мне на ум пришла одна мысль.