Изменить размер шрифта - +
 — Пустяки. Просто трещина. Пустяки.

Повсюду крики людей и рев животных. Но перед его глазами только старое разбитое колено. Он отталкивается от каменной груды, делает шаг и немедленно падает, словно марионетка, нити которой лишились натяжения.

Стиснув зубы, Тран вновь опирается на камни и массирует колено, оглядывая беспорядок вокруг. Через спину разъяренного мегадонта перекинуты веревки. Два десятка человек тянут их вниз, заставляя животное пригнуться к земле и утихнуть. От контейнера остались только щепки. Рассыпанный картофель превращен в густое месиво. Женщины ползают на коленях, дерутся за питательную массу, соскабливают ее с мостовой. Красное пятно быстро расползается по этой каше, но никому нет дела. «Сбор урожая» не прервать. В самом центре пятна из картофельной жижи торчат чьи-то штаны. Тран подозрительно хмурится и на здоровой ноге скачет туда. Неподалеку от разбитого контейнера замирает. Тело друга жестоко искалечено, обезображено, смешано с навозом мегадонта и картофельной массой. Огромная серая ступня животного испачкана в крови и плоти Ху. Кто-то зовет врача, но нерешительно, словно по привычке, оставшейся от времен, когда они не были сбродом с желтыми карточками.

Тран пробует идти — снова неудача. Он опирается на каркас контейнера, шевелит больной ногой, пытается понять, в чем дело. Колено сгибается, не особенно болит, но совершенно не держит вес. Еще попытка. Тот же результат.

Мегадонт наконец обуздан. Тело Ху оттаскивают в сторону. Коты-дьяволы немедленно сбегаются к луже крови — пировать. Мерцают в неясном свете метановых фонарей. Невидимые лапы ступают по картофельному месиву; число следов, усыпающих его, постоянно растет. Причем новые появляются уже совсем недалеко от тела Ху.

Тран тяжело вздыхает. Что ж, все мы умрем. Даже тем из нас, кто силен духом и телом, путь в один конец. Он решает сжечь несколько ритуальных банкнот ради Ху, чтобы облегчить ему долгий путь в потустороннем мире, потом одергивает себя: не слишком ли прыткий? Даже мин би для тебя теперь непозволительная роскошь…

Подходит Картофельный Король, злой, взмыленный, разглядывает Трана, недоверчиво щурится:

— Сможешь работать?

— Да. — Тран хочет доказать, но нога снова подводит. Король качает головой.

— Заплачу, сколько накапало.

Машет рукой молодому парню, разгоряченному после схватки с мегадонтом.

— Эй ты! Шустрый! Работаешь. Оставшиеся мешки — на склад. Парень выжидает очередь к уцелевшему грузу, берет мешок, по пути к хранилищу минует Трана. Быстро отводит взгляд, радуясь, что старик уже не конкурент.

Довольный вновь налаженным процессом, Картофельный Король направляется назад к складу.

— Заплати мне больше, — говорит ему в спину Тран. — Вдвойне заплати. Твои мешки стоили мне ноги.

Король глядит на старика с жалостью, переводит взгляд на тело Ху. Пожимает плечами. Он не против. Мертвец своей доли не попросит.

 

Лучше подохнуть в состоянии полной невменяемости, чем осознавать и переживать в подробностях каждое мгновение неизбежной смерти от голода. Заработанные деньги Тран спускает на бутылку «меконга». Дряхлый. Немощный калека. Последний из своего рода. Его дети давно мертвы. А предкам суждено прозябать и мучиться в загробном мире: никто не зажжет для них благовоний, не пожертвует духам сладкого риса.

Должно быть, они проклинают его.

Сильно хромая и без конца спотыкаясь, Тран бредет сквозь душный мрак ночи. В одной руке сжимает начатую бутылку, другой — опирается о двери, стены, фонари, чтобы не упасть. Порой колено даже слушается. Но чаще отказывается работать. Сколько раз Тран уже поцеловал мостовую — не сосчитать.

Он даже пытается уверить себя, что валится на землю нарочно: вдруг съестное подвернется.

Быстрый переход