Изменить размер шрифта - +
И как умудрилась перелезть через меня спящего, чтобы я не почувствовал? Я обошел всю квартиру: комнату, кабинет, кухню, заглянул в санузлы, даже в стенной шкаф. Зачем-то вышел в коридор и на общественный балкон, где вчера обнаружил ее. Был опять вечер и опять сверкала Венера над цепью городских огней.

Вернувшись домой, я увидел на своем столе записку, поначалу не замеченную, и теперь я храню ее, как неоспоримое материальное подтверждение, что Вика не была сном, смешавшись в итоге с ливнем из золотых листьев.

Спасибо за мастерски проведенную операцию, дорогой мой доктор. Я никогда не вернусь. Но всю жизнь буду помнить Вас, даже когда буду совсем старой, а моего милого доктора уже не будет среди живых.

Остроумная, замечательная девушка Вика. Красивые, очень милые слова, прекрасная интонация. Слишком хорошие слова, чтобы их придумала какая-то девушка Вика. Осознав это, я провожу под строкой жирную черту и переворачиваю стопку бумаги. Нет, этот рассказ никогда не будет окончен, хотя я заранее, в уме уже приготовил финал, который должен был грамотно закруглить его:

Зачем всё это было? Чтобы пробудить воспоминания, взволновать душу, написать, в конце концов, этот никчемный рассказ?

В том-то и дело — всё это есть еще один аргумент в пользу того, что жизнь — это цепочка случайных, непредсказуемых событий, часть из которых, как, например, это, — совершенно не нужны, бессмысленны, не имеют ни продолжения, ни последствий.

 

 

Фантазия

 

1

 

Красивая, набело в эту тетрадь переписанная вещь, хоть и незаконченная. Есть огрехи, например, героиня дважды повторяет одно и то же — эдакое нежно интеллигентское присловье…

«Девочка с Венеры». Рассказ.

Впрочем, многолетняя практика письма от руки приучила меня сразу строчить набело. Переписал лишь для того, чтобы еще пуще отредактировать свою фантазию.

История, на самом деле происшедшая со мной в тот осенний вечер, была печальной, жалкой и… [далее неразборч.]…

Я вышел на злополучный общественный балкон, чтобы и вправду посмотреть вечернюю звезду. Действительно обнаружил в углу балкона маленькую венерическую девушку, показавшуюся мне поначалу грудой тряпья.

— Нужна помощь? — спросил я.

— Отвали, швыдло вонючее! — услышал в ответ.

Она сказала, даже не глядя, что привело меня в легкое бешенство. Разве можно определить по ногам в мягких домашних брюках, в хороших кожаных шлепанцах — швыдло ли перед ней или замечательный человек, может быть, даже молодой и красивый? Да и вряд ли от меня исходил какой-либо неприятный запах: девица, скорее, улавливала отражение своего собственного. Я взял ее за шкирку и легко поставил на ноги.

— Замерзнешь, дура! Насмерть замерзнешь, подохнешь, — сказал я.

Только теперь она посмотрела на меня. Кого она увидела? Пожилой, грузный человек, с полным округлым лицом, луноликий. Большие, светлые, умные глаза. Добрые, как многие говорят, глаза. Впрочем, девушки такого рода не понимают — умный перед ними или дурак, да и доброта для них, скорее, отрицательное качество.

— А вам какое дело! Подохну, ну и… — она выругалась довольно омерзительно, обдав меня волной перегара из большого чувственного рта.

Я отпустил руку, ожидая, что девушка тотчас упадет, решил повернуться и уйти, но она удержалась на ногах, раскачиваясь и глядя исподлобья, словно взглядом держась за мое лицо. Что-то меня остановило: я уже писал в тексте своего несчастного рассказа — наверное, чисто мужское любопытство, фантастическое, грешное желание…

— Пойдем, выпьешь чего-нибудь, согреешься, — миролюбиво предложил я, теперь стыдясь своих резких слов.

Уже в коридоре квартиры, при стоваттном свете я пожалел, что пригласил эту девушку домой.

Быстрый переход