Торговая фирма господ Галлио и Штейна располагалась в маленьком, полутемном помещении на старой Бонд-стрит. Грант отыскал там единственного продавца и показал ему брошь. Продавец сразу же узнал ее. Он как раз принимал тот заказ. У них больше подобных брошей нет, эта была сделана по специальному заказу для некоего мистера Соррела, молодого человека с белокурыми волосами. Она стоила тридцать гиней, и заказ был выполнен — продавец справился по учетной книге — да, шестого, во вторник. Мистер Соррел заплатил наличными и забрал ее в тот же день. Нет, раньше продавец никогда не видел этого джентльмена; он точно описал, какая брошь ему требовалась, и заплатил не торгуясь.

Грант вышел из магазина в глубокой задумчивости, по-прежнему далекий от решения загадки. Когда человек со столь скромным достатком, как Соррел, решает купить брошь за тридцать гиней, это может означать лишь одно: он влюблен без памяти. Он не вручал подарок предмету своей страсти вплоть до самого отъезда. Надо думать, потому, что мог его отдать после отплытия. Брошь была спрятана на самом дне сундука. Друзей в Америке, насколько известно, у Соррела не было. Но на том же пароходе должна была отплыть и Маргарет Рэтклиф. Черт побери эту женщину! Всюду она возникает снова и снова! Однако, вместо того чтобы внести ясность, ее появление приводит к еще большей неразберихе. В том, что произошла какая-то неразбериха, Грант теперь был убежден более чем когда-либо.

Перед самым ланчем Грант вернулся в Скотланд-Ярд, потому что ожидал информацию с почты.

Она была у него на столе. Действительно: четырнадцатого числа (то есть в среду) в брикстонское почтовое отделение передали телеграмму, адресованную Альберту Соррелу на борт «Королевы Аравии», со следующим текстом: «Извини. Джерри». Ее, судя по всему, отправили по назначению, но в огромном потоке телеграмм, которые обычно поступают на судно после отплытия, вероятно, никто не обратил внимания на то, что ее не востребовали, и она затерялась.

— Вот оно что! — вслух произнес Грант, и Уильямс, дежуривший в этот день вместе с ним, как всегда к месту, тотчас откликнулся:

— Так точно, сэр!

Что дальше? Гранту не терпелось встретиться с миссис Рэтклиф, но неизвестно, возвратилась ли она домой. Позвонить и выяснить? Это ее насторожит: она поймет, что ею снова интересуются. Придется опять заслать Симпсона. С ней Грант повременит. Лучше навестит-ка миссис Эверет. Грант оставил Уильямсу все инструкции и после ланча двинулся в Фулхэм.

Миссис Эверет открыла ему дверь, и на лице ее он не прочел ни смущения, ни страха. Видимо, она считала свой осуждающий взгляд достаточно красноречивым, чтобы выражать свои чувства еще каким-либо способом. Какой тон с ней наиболее предпочтителен? Строго официальный? Бесполезно: это не произведет на нее впечатления, и никакой информации он не добьется. Покойный недаром окрестил ее леди Макбет.

Проявление снисходительности по поводу ее роли в побеге Ламонта тоже не даст никакого эффекта. Лесть вызовет у нее лишь презрение. Пожалуй, единственный способ чего-то от нее добиться — это сказать правду.

— Миссис Эверет, — начал он, — у нас достаточно доказательств, чтобы Джеральда Ламонта приговорили к смертной казни, но я не удовлетворен имеющимися уликами.